"Израиль Моисеевич Меттер. Мухтар (Повесть)" - читать интересную книгу автора

вздрагивал.
- Я же тебя ростила, Федя, - сказала она.
- Внук? - спросил Глазычев.
Не отвечая, она развязала две свои косынки; тоненькие сухие седые
волосы рассыпались на ее голове.
- Как же ты, Федя, без спросу? А? - Голос у нее был тоскливый,
жалобный.
- Да ну вас, бабуля! - отмахнулся дворник. - Люди больше воруют, а
тут из-за двух крысят шуму подняли, минимум вас зарезали... Мне-то ничего,
я деньги верну, отбодаюсь, а вам совестно: родного внука травите собаками!
- Ну и подлец же ты, - сказал ему Глазычев. - Снимай фартук, поедем в
Управление.
Так на счету у Мухтара появились первые деньги - горестные старушечьи
тридцать рублей.
В питомнике над этой суммой посмеялись. И только начальник, майор
Билибин, поздравил проводника:
- С почином вас, товарищ Глазычев.
Глазычева Билибин приметил с первых же дней работы. Среди проводников
попадались люди случайные. Служба эта неутомительная, неудачи ее всегда
можно свалить на собаку, успехи же приписать себе.
Билибин работал в питомнике с незапамятных времен; с грустью наблюдал
он, как постепенно отмирает это дело: городские мостовые и тротуары
становились все более и более затоптанными, вонючими, собак применяли всё
реже, они умели брать только последний след, а в условиях большого города
сохранить место преступления и окрестность вокруг него свежими удавалось
не часто.
В городском Управлении завелось много новых людей, к
служебно-розыскной работе собак они относились снисходительно, полагая ее
устаревшей, примерно как в армии конницу. Из-за этой снисходительности
оформлялись порой в питомнике люди без особого подбора: либо
проштрафившиеся на другой работе в милиции, либо бездарные сотрудники,
которых пристраивали в питомнике, не сумев подыскать подходящей
формулировки для их увольнения.
Одним из таких проводников был лейтенант Ларионов. Тридцати пяти лет
от роду, он успел за короткий срок службы в милиции перебрать множество
должностей: был постовым, участковым, начальником паспортного стола,
служил в угрозыске. Он ценил на всех этих должностях только одно: власть.
Как известно, плохие шахматисты не умеют думать дальше своего второго
хода, да и то при этом всегда полагают, что против них играет человек
более глупый, нежели они. В затруднительных случаях лейтенант Ларионов
делал то, что ему подсказывала его власть. Он не задумывался над тем, к
чему это приведет и что за этим последует. Власть давала ему возможность
сделать один-два хода. Он их делал. А если потом ему и влетало от
начальства, то это опять-таки не нарушало стройности его теории:
начальство поступало правильно, ибо у начальства была еще большая власть,
нежели у него, у лейтенанта Ларионова.
Суждения Ларионова о людях тоже были просты. Они укладывались в два
понятия: "Ему повезло" или "Ему не повезло". Например, майору Билибину
повезло, писателю Шолохову повезло, авиаконструктору Туполеву повезло,
улыбнись же судьба ему, Ларионову, и он достиг бы точно таких же