"Пуля-Квант" - читать интересную книгу автора (Бобл Алексей)

Глава 4 СМЕНА ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Скатились с холма быстро, и Пригоршня, вошедший в азарт, даже выкрикнул:

- Хэй-ей!

У самого подножия волокуша подпрыгнула на кочке, сталкер потерял равновесие и, громко вспомнив чью-то мать, шмякнулся в снег. Сани, проскользив еще немно­го, остановились.

Подбежали Лабус с Курортником, выхватили у меня поводья и так резко дернули, что я, вскрикнув от боли в ноге, едва не прокусил до крови губу.

Военсталы потянули волокушу к спасительному ле­су. Сзади заскрипел снег - Пригоршня догонял, чер­тыхаясь на бегу. Вскоре он сменил Курортника, кото­рый был без снегоступов и больше мешал, чем помо­гал Лабусу.

- Три минуты! - крикнул командир. - Быстрей! Наверное, ему невидимый диспетчер - или кто он там? - орал в эфире, сколько у нас осталось времени. А может, военстал запустил секундомер на ПДА, не знаю. Лабус и Никита рванули что было сил, мы достиг­ли опушки, продрались сквозь редкий кустарник. Я за­крыл руками лицо, защищаясь от веток. Раздался крик командира:

- Стой!

Они остановились, тяжело дыша, я посмотрел впе­ред - там темнела лесная чаща. Оглянулся на коман­дира, озаренного сзади светом фонарей, слабо дохо­дившим сюда из рабочего городка. Подняв к лицу ру­ку с каким-то устройством, он стал озираться. Это у него прибор ночного видения, понял я, ищет место для укрытия.

- Лабус, детектор?

Военстал, успевший включить сканер, ответил:

- Прямо чисто.

- Есть! Поваленная ель, лево двадцать. Я вперед, вы за мной. - Курортник врубил фонарь и поспешил в чашу.

Волокушу бросили, не пройдя и пяти шагов, тянуть ее дальше было слишком тяжело - мешали кочки и де­ревья. Пригоршня подхватил меня, Лабус забрал ПНВ, а Курортник подобрал рюкзак с ГСК.

- Минута, - сказал командир.

Мы остановились возле поваленного дерева, лучи фонарей выхватили из темноты облепленные землей корневища старой ели. Там, где она росла, зияла при­личных размеров воронка. Какая сила могла выкорче­вать столетнее дерево?

Пригоршня спустился на дно воронки первым, уса­дил меня, Лабус скатился следом. Курортник забросил ГСК под дерево, туда, где корни и длинные пушистые ветви создавали подобие шалаша, но прыгать не спе­шил, возился с чем-то. Лабус подсветил фонарем - ко­мандир вытянул руку с картонной трубкой, выстрелил сигнальный патрон и спрыгнул.

- Ложись! - крикнул Лабус.

В яму проник гул идущих на малой высоте штурмо­виков.

Все привалились к промерзшему склону. Я закрылся локтями, зажал ладонями уши и приоткрыл рот. Дроб­ный грохот взрывов слился в гул, заглушив звук само­летных двигателей. Земля мелко задрожала, сверху по­сыпались ветки и снег.

Новая волна грохота - уже ближе, сильнее. Вибра­ция земли передалась телу, я сглотнул - в уши будто ваты напихали.

И тут шандарахнуло так, что меня подбросило. Ря­дом с хрустом повалилось дерево. Земля посыпалась на голову, попала в рот, я зафыркал, но не услышал се­бя - заложило уши. Опять сглотнул и закашлялся.

Заметались лучи фонарей, мне в лицо посветили, я зажмурился, и луч ушел в сторону. По-прежнему ниче­го не слыша, протер глаза. Пригоршня поднялся на чет­вереньки, помотал головой, стянул шапку и стал выгре­бать из-за ворота песок. Курортник, выбравшись из ямы, присел на краю, достал сигарету. На его груди бледно-зеленым светом горел Г-образный фонарик.

Ко мне подошел Лабус, опустил свой фонарик к зем­ле и, видимо, заговорил. Его губы шевелились, но я ни­чего не слышал. Поняв, что я оглох, военстал взял ме­ня за подбородок, повернул голову и осмотрел одно ухо, потом второе. Опять заговорил. Я только развел рука­ми. Тогда он сплюнул и полез наверх.

Я еще несколько раз сглотнул, задрал голову и уви­дел, что военсталы о чем-то спорят. Фонари они погаси­ли, на лицах играли оранжевые сполохи. Наверное, ра­бочий городок разбомбили, и это зарево от пожарища.

В голове стоял противный комариный писк на одной ноте. Накатила тошнота, я скривился, дотронулся паль­цами до уха - что-то влажное и теплое… Поднес ла­донь к лицу, но света не хватало, перед глазами стали расплываться круги. Лизнул палец - металлический привкус… Кровь.

Все вокруг казалось нереальным, звенящий ночной мир покачивался на темных волнах, я будто в сон по­пал. Меня толкнули в плечо, я повернул голову - это Пригоршня, у виска мутное пятнышко света. Я прищу­рился, моргнул и понял, что за ухом у него фонарик раз­мером с карандаш. Сталкер попытался заговорить со мной. Я помотал головой и хотел показать на уши, мол, не слышу ничего, но опять затошнило. В голове возник образ голубого шара, он разросся, во все стороны уда­рили лучи, стирая краски, заливая пространство бело-голубым светом, затем вспышка - и темнота…

- …смотри. - Григорович вогнал штекер в разъем удлинителя и отпустил провод. - Мощность нужно уве­личивать плавно. Запомни - плавно. - Он выжида­юще воззрился на меня.

Я кивнул:

- Понял, плавно.

- Покажи, как будешь делать.

Я двумя пальцами ухватил рычажок на пульте, дру­гой рукой коснулся клавиатуры, надавил кнопки в нуж­ной последовательности. На мониторе походного ноут­бука развернулась диаграмма. На всякий случай взгля­нув на Григоровича - он ждал, - я сдвинул рычажок от себя.

Аналоговые шкалы дернулись, два столбика скакну­ли резко вверх, в оранжевую зону. Григорович быстро скомандовал:

- Стоп! Смотри, как нужно.

Я уступил ему место у пульта. Стенд управления ус­тановкой был смонтирован в той самой четырнадцатой лаборатории, которую спешно эвакуировали из лагеря. Здесь мы остались вдвоем, весь персонал убыл на по­грузку к площадке приземления, находившейся на дру­гом берегу озера. В надувном модуле висела морозная дымка, вокруг ламп расплывались радужные пятна. Иногда от дуновения ветерка полукруглые своды из се­ребристой ткани колыхались и шелестели. Я часто шмыгал и утирал замерзший кончик носа.

Григорович снял меховые рукавицы, сунул их в широ­кие карманы ватника, подышал на пальцы. Потом про­делал необходимые манипуляции с клавиатурой, поста­вил ребро ладони на пульт и тыльной стороной двинул рычажок вперед - шкалы начали медленно расти. По­бежала цепочка цифр - сменялись показатели. Григо­рович одновременно фиксировал результаты, давил на кнопки, пальцы левой руки порхали по клавиатуре. Вир­туальная предпусковая подготовка прошла успешно, спустя две минуты программа сообщила, что все пока­затели в норме, можно проводить запуск установки.

- Теперь понял? Давай еще раз, потренируйся.

Он отошел, я шагнул на освободившееся место и со­средоточился. На этот раз я все сделал так же, как Гри­горович: ладонь на ребро, рычажок плавно вперед… Получилось. Ровно росли столбики на экране, появил­ся даже какой-то азарт, я улыбнулся. Слегка замеш­кался с вводом необходимых данных - но наконец и это удалось, хотя и не так легко, как у руководителя проекта. Когда процесс завершился, я поднял взгляд на Григоровича.

- Хорошо. В общем, ты молодец, дело свое знаешь. Узел, заменяющий ГСК, помог смонтировать, ничего не напутал. А то ведь могли прислать какого-нибудь про­пойцу… - Он снял очки, подышал на стекла, протер их о подкладку ватника и, нацепив на нос, продолжил: - Я поначалу думал, что на заводе вообще не найдут нор­мального слесаря КИПиА и будем своими силами обхо­диться. Когда тебя прислали, увидел, что молодой, воз­никла мысль: все, конец программе, военные с потро­хами сожрут. Ан нет… - Григорович широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу. - Есть еще молодежь, есть еще те, кому не только компьютерные игры да дискоте­ки подавай. Девушка есть? - неожиданно спросил он и, не дожидаясь ответа, пошел вдоль стенда, осматри­вая приборы. Остановился, недовольно закусил ни­жнюю губу, постучал согнутым пальцем по пластиково­му окошку какого-то индикатора.

- Да… Надя, - запоздало сказал я. - Поженить­ся, когда вернусь, хотим.

- Поздравляю… Семья - хорошее дело… - Гри­горович развернулся и пошел назад. - А к наукам ты тяготеешь? Или тебя больше деньги интересуют? - Умел руководитель сектора скакать с одной темы на другую.

- А и то, и другое не помешает.

- Верно… - Григорович остановился, покачал го­ловой, глядя на монитор, и о чем-то задумался.

Я меньше суток в лагере, однако успел узнать про руководителя порядочно: чуть за тридцать, а уже изве­стен не только на родине, но и за рубежом; десять лет назад начал научную карьеру и создал отдельную груп­пу из молодых ученых. Вообще, всегда предпочитал ра­ботать больше с молодежью. Когда образовалась Зона, Григорович отложил на время успешные проекты и от­правился в экспедицию на Янтарь. Возглавил блок «В» в научном лагере. И вот теперь я трудился под началом этого человека. Я пока не знал до конца своей миссии, наверное, вот-вот руководитель сектора поведает мне, зачем нужна установка. Устройство, которое называли то ГСК, то зарядник, на Янтарь еще не доставили, и Гри­горович собрал его подобие из подручных материалов. Сейчас мы как раз моделировали его пуск, обкатывая показатели на компьютерах.

Все тесты пройдены успешно, остался пробный за­пуск на малой мощности. Скоро получим от штаба ОК подтверждение и команду «старт».

В последние часы Григорович часто погружался в раздумья, иногда клял генералов и бурчал под нос фра­зу: «Не туда, не сюда. Сами не знают - куда и когда».

Он не жаловал военных, но не тех, что охраняли ла­герь. Услышав некоторые разговоры, я понял, что к нему военсталы относятся с симпатией, как и он к ним. Руко­водитель проекта не любил военных в высоких чинах, ино­гда во время работы ворчал, вспоминая фамилии началь­ников: задачу поставить они могут, и затем палок в коле­са напихать им на раз вместо помощи, дай только волю. Причем Объединенное командование (сокращенно ОК) группировкой войск, разбросанных вдоль Периметра, по­стоянно меняет планы, и часто под давлением извне. Я от­метил для себя еще одну важную деталь: есть какие-то силы, влияющие на все, происходящее вокруг Зоны. Да и в самой Зоне таилось много неведомого, пугающего и од­новременно манящего. Хотелось разобраться во всей этой круговерти - наверное, я заразился энтузиазмом, с ко­торым Григорович делал работу и говорил о ней. А ведь я всего-то сутки в лагере. Хм… Бывает же такое, как все на заводе удачно сложилось. Потапов, слесарь по кон­трольно-измерительным приборам и автоматике (КИПиА), слег с неожиданным приступом аппендицита, а Хромко, его напарник, был в отпуске. К тому же я как помощник инженера участвовал в процессе сборки ГСК, неплохо знал узлы и агрегаты и мог спокойно осуществить мон­таж и наладку, снять необходимые показатели. Военный заказ для владельцев завода - в первую очередь хоро­шие деньги, деваться директору было некуда, и, быстро оформив бумаги, меня отправили в Зону. Правда, полу­чился не очень приятный разговор с Надей. Мы уже пла­нировали дату свадьбы, когда она узнала о моем отъезде и сильно расстроилась, просила никуда не ехать, но ее удалось убедить, что такой шанс выпадает раз в жизни и его нужно использовать. Пришлось взять с нее слово ни­кому не рассказывать о том, что я еду в лагерь на Янтарь, в Зону отчуждения. Она долго причитала, но в конце кон­цов сдалась. Я наплел про хорошо охраняемый военными сталкерами лагерь, про Зону, полностью контролируемую Объединенными миротворческими силами. Конечно, при­врал, но она успокоилась и попросила, как только будет возможность, сразу ей позвонить или послать весточку че­рез Интернет. Тем более командировка всего-то на пару недель. На том и порешили.

- Так-с… - Григорович наморщил лоб. - Так о чем я? - Он повернулся ко мне.

- Деньги или наука… А я - и то, и другое. - Ста­ло ясно, что на лице у меня застыла мечтательная улыб­ка и выгляжу я от этого придурковато. Нахмурившись, я взглянул на монитор.

- Ну да, ну да… Так, пошли. - Григорович напра­вился к выходу.

Я последовал за ним. Дзенькнула молния полога, он отбросил серебристую ткань, и в глаза ударило яркое дневное солнце.

Один лаборант рассказал, что в Зоне такая погода редкость, чаще небо затянуто тучами, моросит дождик, иногда может выпасть снег, а потом быстро растаять. Но сейчас уже несколько дней стояла вот такая погода. Мороз и солнце - как там дальше?.. Впрочем, по ла­герю ходило множество разговоров о необычных клима­тических изменениях. Руководители соседних блоков как с цепи сорвались. Еще бы, такой шанс - резкая смена погодных условий давала почву для проведения множества экспериментов, записи новых наблюдений. И начальники секторов нещадно гоняли персонал. По­хоже, Зона начала меняться. Сталкеры, сотрудничаю­щие с научным лагерем, доставляли новые сведения о незнакомых аномалиях. По Янтарю поползли нехоро­шие слухи, в перерывах за обедом и на перекурах лабо­ранты шептались о грядущем катаклизме и его послед­ствиях. Отмель не выдержал, собрал всех и толкнул ко­роткую речь: поймает кого за паническими разговорами, будет судить по законам военного времени. Я так и не понял - с кем мы воюем, о каких законах шла речь, да и на треп персонала по большому счету было напле­вать.

Куда сильнее меня волновало, к примеру, то, что я сразу по прибытии в лагерь увидел настоящего сталке­ра - вот так запросто, вблизи, только сойдя с трапа вертолета! С ним о чем-то беседовал Отмель. Сталкер, одетый в архаичный КЗС, с потрепанным рюкзаком за спиной и болтающейся на груди противогазной маской, резко контрастировал с хорошо экипированным военсталом. Я оказался единственным новеньким в прибыв­шей группе. Меня подвели к командиру смены охране­ния - попутчики быстро разбрелись по лабораториям, а я должен был представиться начальнику охраны и по­казать бумаги. Пару минут мялся, подслушивая разго­вор - понял, что сталкер из «Свободы», что вышел он к Янтарю с каких-то Диких территорий, где, по его мне­нию, происходят необъяснимые и опасные события… Как я потом узнал, «Свобода» - группировка, состо­ящая в основном из анархистов-сорвиголов. Этакий ан­тимонопольный комитет с негласными правилами и зна­ками отличий… Отмель заметил меня, прервал разго­вор, шикнул: «Кто такой?!» Я представился, протянул документы и «форму №15». Начальник охраны взял бу­маги, бегло просмотрел. Махнул в сторону сосновой ро­щи за озером и велел мотать туда, что я неукоснитель­но и выполнил…

Единственный, кого не волновали прихоти погоды, чужие разговоры и достижения, был Григорович. Он занимался установкой. Его беспокоили два обстоя­тельства: осуществление запуска в срок и эвакуа­ция - только эта головная боль да еще приказы свер­ху могли отвлечь ученого от дела. По причине отсут­ствия заводского ГСК он собрал узел самостоятельно, получилось не ахти, но компьютерная модель не за­фиксировала сбоев, и оставалось только ждать и упо­вать, что агрегат доставят в срок. Вот только кто и от­куда доставит - этого я пока не знал. Иногда мне ка­залось, что будь на то воля Григоровича, он остался бы здесь надолго, невзирая на опасность. Но очень от­резвляюще на него действовал Отмель, который часто заглядывал в четырнадцатую и интересовался ходом работ.

- Так-с, - снова произнес Григорович, вернув ме­ня из воспоминаний.

Мы остановились перед металлической конструк­цией высотой с двухэтажный дом. Параллелепипеды из хромированных труб разного диаметра напоминали строительные леса, обтянутые маскировочной сетью. Внутри многогранников на полках было закреплено оборудование, шлейфы проводов тянулись к силовой установке. Упрятанный в бетонную будку трансфор­матор молчал, рядом покоились дизельный агрегат и цистерна с горючкой, врытая в землю до половины. Толстый кабель в мягкой резиновой оболочке соеди­нял установку и кубики аккумуляторных батарей, не­сколько тонких проводов убегали под днище надувного модуля.

Я сощурился. В лучах солнца, пробившихся сквозь кроны высоких сосен, плавали мириады пылинок. Кра­сивое место. Единственную небольшую сосновую рощи­цу на территории лагеря военным не позволил вырубить Григорович - заявил, что в такой обстановке лучше ду­мается. Деревья успокаивают мысли, настраивают на нужный лад, да и ветра поменьше.

Григорович подошел к приставной лесенке, достал из кармана рукавицы, надел и стал подниматься. Несколь­ко таких же лестниц с тонкими перильцами вели в раз­ных местах с одного уровня на другой. Ученый забрал­ся уже на второй ярус, как вдруг что-то вспомнил, чер­тыхнулся и полез обратно.

Я огляделся. На траве иней, мороз разукрасил сере­бристую ткань надувного модуля вязью узоров. В двад­цати шагах от модуля стояла наблюдательная вышка. Маленькая площадка вверху закрыта бронеплитами, грибок крыши обтянут масксетью. Там дежурил воен­стал с ручным пулеметом - смотрел в сторону леса.

Вообще, всё, что под землей, все сооружения, тран­шеи и ходы сообщений в лагере были выстроены по правилам военного искусства. Я слабо в этом разбирал­ся, но чувствовал, что армейские инженеры потрудились на славу…

- Жди здесь, - отвлек меня от размышлений го­лос Григоровича.

Он пошел к надувному модулю, я повел плечами, пере­ступил с ноги на ногу, взмахнул руками, подпрыгнул и при­сел несколько раз, разгоняя кровь, чтобы не замерзнуть.

Неожиданно возникло ощущение, что на меня кто-то смотрит, внимательно наблюдает за мной с опушки. Я не стал резко оборачиваться. Нагнулся, провел рукой по траве, подобрал сосновую шишку. Затем, выпрямив­шись, бросил взгляд в сторону леса…

Мне показалось, что между деревьями скользнула тень - спряталась за рыжий куст акации. Ветки слег­ка дернулись, но в этот момент кроны закачались от ве­тра, прямые, как мачты, сосны скрипнули и откуда-то из-за спины долетели слова:

- …пойми ты! Ну почему?!

Я обернулся. Увидел быстро шагающего Отмеля, во­круг него скакал, отчаянно жестикулируя, какой-то чер­нявый мужик. Я пригляделся - Орлов, точно он, руко­водитель блока «С», я с ним летел на Янтарь в одном вертолете.

Отмель остановился и раздраженно бросил:

- Нет! Всё, вопрос закрыт! - Офицер рубанул воз­дух ладонью. - Арден, ко мне!

Матерый кавказец выпрыгнул из-за дерева, приот­крыв пасть, проскочил рядом с Орловым, и ученый от­шатнулся.

- Тьфу, черт! - Он в сердцах швырнул на землю шлем. Тот с глухим звуком подскочил, как футбольный мяч, и покатился к сосне. Пес зарычал.

Отмель пару секунд смотрел на остановившийся под деревом шлем, перевел взгляд на Орлова и, понизив го­лос, сказал:

- Ты чё творишь?

Орлов насупился, подошел к шлему и поднял. Отрях­нув от налипшей хвои, вернулся к военсталу.

- Тогда почему Григоровичу все можно, а другим от ворот поворот?

- Потому что установка Григоровича должна по­гасить всплески аномальной энергии. - Отмель вы­плевывал слова сквозь зубы. - Потому что есть за­дача создать непробиваемый Периметр вокруг стан­ции. Потому что… - Офицер совсем понизил голос, и я напрягся - вот-вот услышу что-то очень важ­ное…

Слова заглушил рокот приближающегося вертоле­та. Машина выскочила из-за леса, прошла низко над рощей. Пилот заложил крутой вираж над озером, ве­тер от винта поднял брызги и разогнал осколки тонко­го льда. На пилонах висели контейнеры с противотан­ковыми ракетами, рядом какие-то бочонки - то ли бомбы, то ли пусковые установки неуправляемых сна­рядов. Машина, сделав круг, зависла над площадкой приземления. Сдвинулась боковая дверь, из десантно­го отсека полетели тросы, по ним заскользили черные фигурки…

Когда десант высадился, вертолет отвалил в сторо­ну равнины, развернулся и по широкой дуге обогнул озеро…

- Вот, пожаловали. Наконец-то, - долетел изда­лека знакомый голос.

Дзенькнула молния. А шум от вертолетного двигате­ля начал вновь нарастать.

Я открыл глаза. Молния дзенькнула опять, и полу­круглый полог небольшой палатки откинулся.

- Просыпайся. - На меня глядел Пригоршня. - Разлегся, фон барон. Как самочувствие?

Я приподнялся на локтях, прислушался к ощущени­ям - в животе урчит, есть хочется, голова кружится. Ногой шевелить не рискнул. Огляделся - рюкзак Пригоршни с ГСК под боком, сквозь парусиновые стен­ки палатки льется зеленоватый свет, значит, уже день.

- Я что, спал? - Сталкер ухмыльнулся:

- Типа того. Сначала потерял сознание. Помнишь, как бомбили штурмовики? Потом Лабус разобрался с твоим костюмом - у тебя медблок барахлил. Ты бре­дил, нес чушь какую-то. Когда в чувство тебя привели, температуру сбили, задрых сразу, как провалился. Мы палатку поставили, чтоб заночевать. А теперь вот… - Никита задрал голову. Над нами снова прошел верто­лет. - Теперь недолго осталось. Сейчас заберут тебя, и конец приключениям. - Он как-то невесело улыбнул­ся. - Что с ногой? Болит?

Я слегка напряг мышцы, и тянущая боль прокати­лась по телу.

- Да, но в общем терпимо вроде…

- Ну, порядок, значит. Сейчас вертушка сядет, че­рез час будешь в тепле, накормят, и отдохнешь…

Снаружи донесся голос Курортника:

- Пригоршня!

- А! - крикнул Никита.

- Давай сюда!

- Ладно… - Никита окинул взглядом палатку, снял трехпалую рукавицу, утер нос и подмигнул мне: - По­терпи малость.

Шагнув наружу, он сбросил полог. Прожужжал за­мок молнии, в палатке стало темнее.

Я осторожно лег, положив руки под голову, уставил­ся в купол. Всё, домой. Наконец-то!

И тут что-то насторожило меня, какое-то нехорошее предчувствие колыхнулось внутри, сердце часто заби­лось. Я собрался вновь приподняться на локтях, чтобы сесть, когда за спиной послышался тихий шелест, буд­то там разрезали ножом ткань. Я дернулся, захрипел - мне зажали рот, в шею кольнуло, и тело скрутило судо­рогой. Холодная ладонь налегла на рот сильнее, тяже­лый запах ударил в ноздри. Сознание я не потерял, и взгляд оставался четким, но тело парализовало, теперь я мог разве что моргнуть. Грязная рука набросила мне на шею лямку от рюкзака с ГСК.

Рокот приземляющегося вертолета заглушил шум леса и свист ветра.

Ухватив под плечи, меня вытащили из палатки, отво­локли от нее и бросили. Ветер от винта зависшей где-то недалеко машины трепал лоскутья на боку малень­кой палатки. Рядом скрипнул снег, и на голову мне на­тянули что-то черное. Лямка рюкзака сдавила горло, стало трудно дышать, из глаз потекли слезы. Меня схва­тили за руки - и поволокли куда-то.