"Морис Метерлинк. Мудрость и судьба" - читать интересную книгу автора

нам его жизнь, мысль, становясь шире, чувство, становясь все благороднее,
освещают все слезы. Он заключил бы несчастье в наиболее просторную и чистую
часть своей души, а несчастье, подобно воде, принимает все формы сосудов, в
которых оно заключено. Антонин покорился бы судьбе, скажем мы. Да, но нужно
еще заметить, что это слово слишком часто скрывает от нас то, что происходит
в великом сердце. Первая встречная душа легко может вообразить, что и она
покорилась судьбе. Увы, не сама покорность нас утешает, очищает и возвышает,
а те мысли и добродетели, во имя которых мы покоряемся; и вот тут мудрость
награждает своих служителей по мере их заслуг.
Существуют идеи, которых не может коснуться никакая катастрофа.
Обыкновенно достаточно, чтобы идея поднималась над уровнем будничной
суетности, равнодушия и эгоизма, для того, что бы тот, который ее лелеет,
сделался менее уязвимым для судьбы. И вот почему среди благополучия и
бедствий наиболее счастливым из всех всегда будет тот, в душе которого
наиболее высокая идея соединена с наибольшей страстностью. Если бы рок
пожелал, Антонин Благочестивый сделался бы, быть может, кровосмесителем и
отцеубийцей. Но его внутренняя жизнь не только погибла бы, как жизнь Эдипа,
но еще больше бы окрепла от обрушившихся бедствий, и рок обратился бы в
бегство, уронив подле дворца императора свои сети и свое сломанное оружие,
ибо подобно тому, как триумф консулов и диктаторов мог иметь место только в
Риме, истинное торжество рока может свершиться только в душе человека.

XVII

Какое место занимает рок в "Гамлете", в "Короле Лире", в "Макбете"?
Разве престол его не помещается в самом центре безумия старого короля, на
низших ступенях воображения молодого принца и на вершине болезненных желаний
Кавдорского тана? Не будем говорить ни о Макбете, ни об отце Корделии,
бессознательность которых слишком очевидна и никем не будет оспариваться; но
сам Гамлет, мыслитель Гамлет, разве он мудр? Смотрит ли он на преступления,
совершающиеся в Эльсиноре, с достаточной высоты? Он, правда, обозревает их с
вершины разума; но разве в светлой горной цепи мудрости вершины доброты,
доверия, снисходительности и любви не возвышаются над вершиной разума? Что
произошло бы, если бы он созерцал злодеяния, происходящие в Эльсиноре, с той
высоты, с которой на них смотрел бы, например, Марк Аврелий или Фенелон? И
прежде всего, разве не случается часто, что преступление, чувствуя на себе
взгляд более могущественной души, останавливает свое шествие к мраку,
подобно тому, как пчелы прекращают свою работу, когда дневной луч проникает
в улей?
Во всяком случае, истинный рок, которому Клавдий и Гертруда отдали себя
во власть, - ибо мы отдаем себя во власть року лишь тогда, когда совершаем
зло, - истинный рок, который есть рок внутренний, продолжал бы свой путь в
душе злодеев; но разве он мог бы оттуда выйти, разве он смел бы переступить
за светлую, уличающую ограду, которую простое присутствие одного из этих
мудрецов воздвигло бы перед воротами дворца? Если судьбы менее мудрых
поневоле принимают участие в судьбах мудреца, которого они встретили, то
судьбы мудреца редко подвергаются влиянию судеб низших. В области рока, как
и всюду на земле, реки не текут назад к своим истокам. Но, возвращаясь к
прежнему предположению, можете ли вы вообразить, что в Эльсиноре на месте
души Гамлета присутствует чья-нибудь могущественная и властная душа, вроде