"Робер Мерль. За стеклом (роман)" - читать интересную книгу автора

Она благодарно засмеялась. Она любила этот шутливый тон. Он ее
успокаивал. Но мальчики теперь редко шутили. Политика пожирала все, даже
веселый треп.
- Я сделаю тебе кофе, - сказала она, вставая.
Она тоже спала голой и, чтобы доставить удовольствие Давиду, подавила в
себе сейчас желание накинуть халат. Налив воду в электрический чайник,
Брижитт присела, чтобы вставить вилку в розетку, и вдруг почувствовала себя
униженной. Сидеть на корточках голой, в этом есть что-то роняющее твое
достоинство, я похожа на какую-то скво индейского вождя. К тому же ей было
холодно. Она подумала с горечью: "Что девочка, что чувак, никакой разницы",
-- разумеется, но почему же всегда именно девочка подчиняется парню, а не
наоборот? И вообще, она ненавидела это слово - "чувак". Но у Давида и его
компании оно не сходило с уст.
- Я не буду ждать кофе, помираю с голоду, - сказал Давид.
Он сидел спиной к окну, голыми ягодицами на листах черновика немецкой
работы Брижитт, разбросанных по столу. Ему было славно, он жевал, с
удовлетворением поглядывая на пухленькую, длинноволосую, белокурую,
зеленоглазую самочку, передвигавшуюся по этой конуре. В сущности, прав был
не царь со своими "цивилизаторскими" идеями, а духоборы, которые ходили
нагишом. Они пытались вернуться к состоянию невинности, к миру до
грехопадения, обрести непосредственную связь с богом. Разумеется, бог --
устарелый лексикон той эпохи. То, что они называли богом, на самом деле --
инстинкт.
- Ты не ответил на мой вопрос, - сказала Брижитт, споласкивая чашки в
умывалке. - Что же все-таки произошло в шестьдесят седьмом?
- В марте шестьдесят седьмого, лапочка. О! - сказал Давид
торжественно, потрясая в воздухе своим бутербродом, но эта мизансцена
пропала даром, поскольку перегородка под красное дерево мешала Брижитт
видеть Давида. - Именно тогда-то все и началось! Движение протеста в
Нантере вылупилось из марта шестьдесят седьмого, как цыпленок из яйца.
Брижитт вошла в комнату с чашками и коробкой сахару в руках. Подойдя к
столу, она возмущенно закричала:
- Что за хамство! Убери немедленно свой зад с моей курсовой.
- Мой зад, - сказал Давид, вставая, - это, вероятно, именно то, чего
она заслуживает. Впрочем, курсовая по природе идиотизм. Идиотизм и
угнетение.
- Мне известны твои идеи по этому вопросу, - раздраженно сказала
Брижитт, собирая листы. - Ты мне их уже развивал. И вообще, - добавила она
без всякой видимой связи, - мне холодно, я хочу завтракать так, как мне
приятно!
Она схватила с кровати свой халат и яростно натянула его. Давид
неодобрительно прищелкнул языком: "Ц-ц-ц". Ясное дело. Ходить нагишом это
для нее грех. А халат-то каков! Из натурального шелка, в китайских цветах.
По меньшей мере четыреста монет. Жить в студгородке, вдали от родительского
гнезда - это для Брижитт уже верх аскетизма, но свои шмотки "из недорогих"
она приволокла с собой. Доказательство, что среда прирастает к коже, как
панцирь к черепахе. Он поглядел на струйку кофе, от которого шел пар, втянул
аромат и с удовольствием сжал в пальцах обжигающий стакан. Пить утром кофе,
голышом, в девчачьей комнате - таково мое представление о счастье. К
сожалению, девочка оставляет желать лучшего. Вчера - полчаса бесплодных