"Робер Мерль. За стеклом (роман)" - читать интересную книгу автора

маленький треугольничек, завершенный, замкнутый.
Текст Тацита смотрел на него. "А, черт", - сказал Менестрель, отвечая
взглядом на взгляд. Это было выше его сил. Он встал, пошел в туалет, вымыл
руки, хотя уже мыл их после завтрака. Молодой наполеоновский генерал глядел
на себя вполоборота, намыливая свои руки человека действия. Схватив
гребенку, он причесался, хотя нужды в этом не было ни малейшей. Тацит,
ладно, Тацит, превознесем до небес его лаконизм, ну а содержание? Вы
находите, что "Диалог об ораторах" так уж интересен человеку, которому
исполнилось двадцать лет в феврале 1968 года? Одно дело поднатореть в
переводе, поскольку ты изучал латынь девять лет (хочешь не хочешь), другое
-- любить ее и верить в ее магические достоинства (излагаемые профами с
религиозным благоговением). Менестрель снова сел за стол, он был полон
еретических мыслей. Суют свою латынь куда надо и не надо, даже если ты
занимаешься современной литературой. А ведь если бы я эти девять лет изучал
вместо латыни русский, я бы мог читать Толстого в подлиннике. Это тебе не
Тацита долбать.
Взгляд на часы. Время приниматься за Руссо. Левассер рекомендовал
студентам внимательно прочесть текст, который будет разбираться на
семинарских занятиях. Шестая книга первой части, стр. 180. На полях он
прочел: Даниель Торонто. Бедная девочка, ну и текстик ей достался. А она
такая робкая, скованная. Он нашел страницу. "Как бы то ни было, маменька
увидела, что для того, чтобы предохранить меня от заблуждений юности,
настало уже время обращаться со мной как со взрослым мужчиной; и она это
сделала, но таким необычным способом, каким женщины в подобных случаях
никогда не пользуются. Она придала своему виду больше важности, а речам
больше нравоучительности, чем обычно". Нравоучительность мне по вкусу. Это
хорошо сказано, нравоучительность. Но маменька мне не по вкусу. По-моему, в
такой момент Жан-Жак мог бы позволить себе не называть госпожу де Варанс
маменькой. "Начало ее речи, ощущение, что она что-то подготавливает, - все
это встревожило меня: пока она говорила, я, против воли задумчивый и
рассеянный, не столько старался вникнуть в смысл ее слов, сколько угадать, к
чему она клонит речь; и как только я понял, в чем дело (понять это было не
легко), новизна мысли, ни разу не приходившей мне в голову за все время,
пока я жил подле нее, захватила меня целиком и лишила возможности думать о
том, что она мне говорит. Я думал только о ней и не слушал ее". Пронзительно
заскрежетал бур, задребезжали стекла. Менестрель поднял голову и рассеянно
поглядел в окно. Длинный, размеренный период, который завершается короткой
фразой, точно удар в лицо. Насчет стиля он силен. Так силен, что заставляет
тебя своей музыкой поверить во что угодно, например в то, что ему даже и в
голову никогда не приходило, - переспать с госпожой де Варанс. Как сказать,
сударь. Если память мне не изменяет, за пять лет до того, в день, когда вы
ее увидели впервые... Менестрель послюнявил указательный палец и принялся
лихорадочно листать книгу, ища нужное место, вот, стр. 42, я еще при первом
чтении подчеркнул карандашом: "Я представлял себе хмурую набожную старуху...
Я вижу исполненное прелести лицо, прекрасные, полные нежности голубые глаза,
ослепительный цвет кожи, очертания обольстительной груди" (заметим эту
грудь), и дальше: "У нее был вид нежный и ласковый, взгляд очень мягкий,
ангельская улыбка, рот одного размера с моим..." (я отмечаю также и этот
рот, так точно измеренный заранее), нет, нет. он вовсе не хотел с ней
переспать, за пять лет ему такая мысль ни разу даже, как он выражается, "в