"Андрей Меркулов. В путь за косым дождем " - читать интересную книгу автора

Московского общества воздухоплавания, которое было душою дела. Над полем
трещали пропеллеры и проносились похожие на коробчатые змеи аппараты.
Авиация уже тогда была в чести у прессы, и деятели первых фирм русского
кинематографа, ее ровесника и близнеца по бурному развитию, приезжали сюда
со своими громоздкими ящиками.
Ходынка была полна событиями. Вот в дождливый июньский день аэродром
оживает вместе с рестораном "Авиация", где уже с шести часов утра
накрывается для встречи длинный стол. Ранним утром на поле, как всегда,
проездка лошадей с соседнего ипподрома. Зажигают сигнальный костер, и столб
черного дыма тянется к небу, и уже видна фигура крепкого, плотного старика -
сам Николай Егорович Жуковский прибыл в ранний час. Собравшиеся упорно
мокнут посреди поля. Ждут лейтенанта Дыбовского, который летит через Москву
из Севастополя в Петербург.
На вопрос корреспондента, какое значение имеет полет, Жуковский
отвечает:
- Огромное.
- В чем оно заключается?
- Пишите просто: огромное значение.
- ?!
- Другой бы, - объясняет профессор, - летел-летел да и погиб, либо сел.
А этот - ничего. Все благополучно. Другой летел-летел и аппарат сломал. А у
этого цел вот до самого конца, и без замены частей.
Из-за сплошного тумана Дыбовский сел, немного не долетев до Москвы, и
там, уже на лугу, рассказал подоспевшим корреспондентам о трудностях полета
через Сиваш.
Не столько катастрофы, сколько аварии были очень часты и составляли
повседневные события. Тем более что летчиков было мало и все хорошо знали
друг друга.
Газеты писали: "Какой-то злой рок преследует М. Г. Лерхе в Вологде. В
августе прошлого года авиатор, возвращаясь с фабрики "Сокол", при спуске в
городе упал на забор, сломал аппарат и пострадал сам. Один из лучших и
отважных русских авиаторов, три месяца совершавший полеты над осажденным
Адрианополем под турецкими пулями, под выстрелами разрушительных крупповских
орудий, изобретенных для борьбы с новым воздушным врагом, где не только во
время падения, но во время самого полета авиатор ежеминутно рисковал жизнью,
тот же самый г. Лерхе упал на том же самом аппарате в тихой и мирной
Вологде, на Вологодском беговом ипподроме, в воскресенье 23 июня..."
Но аварии были в порядке вещей. К ним привыкли. Гораздо больше
тревожили воображение перелеты. Такие перелеты, как Дыбовского, Поплавского,
Андреади, Габер-Влынского и Самойло, прилет французов Брендежонна и Пегу -
все это были события, близкие профессиональной жизни Клещинского.
Как всякий авиатор, особенно тех лет, он большую часть времени проводил
на аэродроме и у самолета. А когда был свободен от службы, его, очевидно,
манили рекламы кино - зрелища, так быстро ставшего популярным, - в темном
зале мягко жужжит лента "синема", с афиш глядят портреты Веры Холодной и
Мозжухина... Или модная грусть Вертинского, которую приятно послушать
вечером, не принимая всерьез... А иногда - знаменитый ресторан "Яр" недалеко
от Ходынского аэродрома.
И он не мог не знать стихов Блока, только что написанных в 1912 году,
тех летящих облачно строк, как тугая струна натянутых звенящей силой