"Д.С.Мережковский. Письма " - читать интересную книгу автора

и Америки. "Значит, мол, наши большевики сильны, имеют всюду своих сильных
друзей, если им отовсюду помощь, и кредит, и товары; даже если ненароком
прикончат большевика, - сейчас соболезнования от всех министров, все послы
иностранные на вокзал собираются покойника чествовать, войска шпалерами
ставят, даже короли и президенты им руку жмут и за один стол сажают; а наши
еще чванятся, требуют, чтоб музыка их 'Интернационалом' встречала, а
министры при этом без шапок стояли; и встречают и шапки скидают. Где же
нам-то, с голыми руками, их сковырнуть, когда не только что товары, а и
оружие, пулеметы, аэропланы, танки - все это им из-за границы шлют,
наперебой одни перед другими?"
Вот так приблизительно рассуждает вся Россия, от низу до верху...
Вмешательство Запада вылилось в самую явную и неприкрытую помощь русскому
большевизму, который только и дышит, как больной - кислородной подушкой,
торговыми сношениями с Западом.
Пусть прекратится это, - кричите, требуйте, умоляйте об этом; оставьте
нас за чертой блокады ненадолго, - не бойтесь, не вымрем...
А пока - пока, хорошо это или дурно для будущего, но растет в России
ненависть к тем, кто вольно или невольно помогает нашим тюремщикам, и чаще и
чаще слышатся голоса: "Эх, пусть бы уже и у них такое же настало житье, -
узнали бы они, как с разбойниками якшаться, да краденое скупать и ворам
отмычки продавать!"
От себя прибавлю, а что, если дождемся? В некоторых странах весьма даже
на керенщину похоже, а за ней ведь одна известная дорога.
Вот вам и ответ, как мы живем и на что уповаем. Не весело? Ну, что
делать... Вы ближе к тем, от кого зависит изменить все это, - помогите!"
(Письмо из Москвы, "Руль").
Да, помогите, Бюре! Если решите бросить мое письмо в корзинку, то
вырежьте из него это письмо из России и напечатайте; попросите и другие
французские газеты перепечатать. Ведь, может быть, оно нужнее того письма -
русских писателей: в том - голос кучки, а в этом - всей России; в том -
умирающие, а в этом - живые, живучие, бессмертные, потому что Россия
бессмертна; в том - последний стон пораженных, а в этом - первый клич к
новому бою.
Ну-ка, Дюртэн, посмейте сказать, что и это письмо "анонимное"! Стоит
только прочесть его, чтобы увидеть под ним сто сорок миллионов подписей, и
чтобы понять, где правда, - в этой ли черноте запекшейся крови или в розовом
цвете вашего чекистского шампанского.
Я не хочу вас запугивать, французы, европейцы; я знаю, вы очень
бесстрашны; но, когда я читаю эти слова: "Эх, пусть бы уж и у них такое же
настало житье!" - мне страшно за вас...
Кажется, люди, народы чаще всего погибают от недостатка воображенья и
памяти. Вспомните, что было у нас; вообразите, что может быть и у вас.
Ничего не может быть до войны? Но так ли вы уверены, что войны не будет? А
что если дождетесь?..
Верьте, мой друг, я бы не хотел переживать снова во Франции то, что я
пережил в России. Каждый день я молюсь: да минует вас чаша сия. Но бывают
минуты в моей "пробочной камере", когда я повторяю здесь, во Франции, эти
слова моих братьев в России: "А что если дождемся?" - я повторяю их с
безумной надеждой, что у нас кончится только тогда, когда начнется у вас.
"Мы познали этот путь на Голгофу народов и предупреждаем вас о нем",