"Абрахам Меррит, Ханнес Бок. Чёрное колесо " - читать интересную книгу автора

нас толкнули слуги черного колеса...
Меня это привело бы прямиком в тот же самый сумасшедший дом, которым я
пугал Дебору!
Но теперь... что ж, думается мне, теперь правда никому не повредит. Я
сменил имя и профессию. Думаю также, что в последнее время кругозор
человечества расширился, больше внимания уделяется незримым силам. И,
разумеется, наука сократила пропасть между реальным и тем, что еще недавно
считалось невозможным.
В то время меня звали Росс Фенимор. Мне только что стукнуло тридцать, и
я был врачом. Специальностью моей была эндокринология - наука о железах
внутренней секреции. Обладая небольшим состоянием, я мог не заниматься
врачебной практикой: никаких обязательств перед другими людьми у меня не
было, а женой и детьми я еще не обзавелся.
Я сотрудничал с одной нью-йоркской клиникой. Это давало мне возможность
вести интересовавшие меня исследования в лабораториях, куда иначе я бы не
смог попасть. Я был кем-то вроде "мастера на все руки", помогая там, где
возникала необходимость, - ассистировал в операциях и тому подобное. Жил тут
же, в больнице, и продолжалось это уже три года.
В тот день я ассистировал Кертсону - оперировали рак груди. Случай был
очень тяжелый. Наконец Кертсон отошел от стола и снял маску и перчатки;
санитары перенесли пациентку на каталку и увезли. Кертсон - прекрасный
хирург; к тому же один из немногих, кто делает всю работу сам, до последнего
шва. Я следил, как его сильные тонкие пальцы с артистизмом гениального
скульптора порхали над мышцами и нервами, венами и артериями, быстро
вырезали, перевязывали, сшивали, чистили, устраняли последние остатки
злокачественной опухоли. Его руки словно бы жили своей собственной,
независимой жизнью.
Я нравился Кертсону, и он мне доверял. Это следовало из того, что он
приглашал меня ассистировать в самых сложных операциях. Я гордился этим
доверием.
Медсестры прибирали в операционной. Я проверял инструменты, когда
Кертсон с ноткой официальности в голосе довольно резко сказал:
- Когда закончите, зайдите в мой кабинет.
- Конечно, доктор Кертсон.
Я с тревогой стал припоминать все свои действия. Где я ошибся? Кертсон
не похож на Костера, единственного другого хирурга такого же ранга в
Нью-Йорке. Проводя сложную операцию, Костер взвинчен, как кот, завидевший
соперника. На его технику это не влияет, но Боже упаси ассистента или сестру
допустить хоть малейшую ошибку - Костер обрушивается на них с такой
красочной бранью, что слушать его - одно удовольствие, хотя для виновных она
хуже хлыста. А Кертсон как бы не замечает оплошности - конечно, если она не
слишком серьезная - и отчитывает провинившегося уже потом, наедине. Но его
безразличие, холодность и отчужденность при этом намного хуже
высокохудожественной брани Костера. Я не начинающий ассистент и не
молоденькая медсестра, чтобы бояться выговора Кертсона, но я очень дорожил
его хорошим мнением обо мне, и поэтому в его кабинет вошел с тяжелым
предчувствием.
Он с минуту разглядывал меня, потом спросил:
- Сколько времени вы не были в отпуске?
- Три года.