"Виктор Меньшов. Купи себе Манхэттен... (Бабки на бочку)" - читать интересную книгу автора

короткий, резкий свист из угла. Там, возле уставленного бутылками и
тарелками стола, переминались с ноги на ногу мои провожатые и что-то
докладывали трем сидевшим, лица их были плохо видны. Один из сидевших
разговаривал по сотовому телефону.
К нам с пожилым мужичком, преградившим мне дорогу, уже спешил один из
качков. Он взял меня за руку и повел к столику, к большому неудовольствию
пожилого, потому как я оставлял жуткие следы своей тележкой и тяжелыми
ботинками. Я со злостью поглядел на пожилого через плечо, он ответил мне
тем же. Постоял бы сам целый день в такой каше, как я. Но меня уже
подтолкнули к столику. Сидевшие за ним с интересом меня разглядывали.
Я откашлялся и сел. Качки рванулись было ко мне, но один из сидевших
остановил их:
- Пускай покуражится. Это хорошо, что с гонором, помирать легче будет.
Сказал он это так буднично, без тени нарочитой угрозы, что у меня
впервые прошел мороз по коже. Я понял, что крепко влип. И что мужики эти за
столиком серьезные, шутить не будут. Это явно были авторитеты. Один слегка
махнул качкам, и те отошли, присели за соседний стол, поглядывая в нашу
сторону, словно ожидая команды.
А мы с хозяевами разглядывали друг друга в упор.
- Как думаешь, почему мы тебя "не замочили" на месте? - спросил худой
и лысый, с перстнем на указательном пальце, изображавшим череп.
- Это уж вам виднее, - стараясь держаться достойно, ответил я, но мой
голос звучал натянуто. - Я лично не спешу.
- Ну твое мнение на этот счет здесь никого не интересует. Никто не
спешит, - усмехнулся второй, почти без шеи, с квадратными плечами и
подбородком.
- Ладно, - остановил нашу приятную беседу третий, который и начинал
разговор. - Ты, Николай, мужик не робкий, но это нам по барабану. Мы и не
таких жизни лишали. Ты вот скажи, ты что - вправду дурак? Ты не понимал, на
что нарываешься? Или у тебя совсем страха нет? Ты что - "афганец", нарк,
отмороженный?
В его мутном взгляде я не заметил того интереса, который он обозначил
словами. Был он сед, лицо изрезано глубокими морщинами или шрамами. Нос
перебит, кисти рук в наколках.
"Старший", - подумал я.
И почему-то рассказал ему все. Не им всем, а именно ему, глядя в его
водянистые, бесцветные глаза, глаза человека, которому все и все давно были
неинтересны. Рассказал, как собирал по крохам деньги на поездку за
шкурками, как почти по году пахал в археологических экспедициях под палящим
солнцем, как еле сводил концы с концами, как у меня конфисковали кассеты,
как теперь влетел с несезонным товаром, да ещё и Заур этот...
Я закончил, седой смотрел на меня в упор, двое остальных явно скучали.
- Послушай, Крест, - тяжело проронил квадратный, - чего мы тут его
байки слушаем? "Мочить" его пора. Он Заура поломал.
- Погоди! - остановил его Крест. - Я ещё не все сказал.
Он повернулся ко мне.
- А ну-ка, голубь, повтори нам по меховую столицу.
Я повторил все, что знал. Кореша Креста с удивлением на него
поглядывали. Чего, мол, в этом интересного? Но не перебивали. Как видно,
авторитет Креста был здесь непререкаем.