"Виктор Меньшов. Сердца Лукоморов " - читать интересную книгу автора

убивает и кто за кем и с какой целью бегает...
Телефон зазвонил на тринадцатой странице, я машинально отметил это,
грустно улыбнулся упорно преследующему меня повсюду, даже в мелочах,
невезению и взял трубку.
Звонил школьный товарищ, Сережка Булкин, с которым мы не виделись
почти год. Как всегда, захлебываясь словами, постоянно сам себя перебивая,
между подробным жизнеописанием собственной персоны, политических новостей и
дворовых сплетен, он сообщил, что есть халтура, на которой можно неплохо
подзаработать. Ему поручили собрать бригаду, а он слышал, что я ищу работу.
Я с грустью сообщил, что, к великому сожалению, свободен только до
двадцатых чисел сентября, так что вряд ли его это устроит.
Сережка сообщил много интересного из жизни абсолютно незнакомых мне
людей, подробно проанализировал возможные последствия клонирования в
судьбах человечества и в масштабах вселенной и всей космической
цивилизации. Потом сказал, что категорически не понимает ажиотажа вокруг
этой самой, не сходящей с экранов телевизора, пончикообразной Моники
Левински, которая совершенно не в его вкусе, лучше бы кино показали с
Мерилин Монро.
После он скорбно посетовал на беспощадную девальвацию, которая
осложняет модернизацию его компьютера, пожаловался на соседскую собачку
Жульку, порвавшую ему совершенно новые штаны, он пенял на душное и пыльное
московское лето, потом ещё много на что. И только когда поток жалоб иссяк,
заявил, что приглашает меня за клюквой, под Великие Луки.
Дело это сезонное, по времени короткое: сбор ягоды разрешён строго с
первого сентября, а числу к пятнадцатому, двадцатому, настанут холода, и
добывать клюкву в промышленных масштабах из заиндевелой травы на болотных
кочках станет невозможно.
Я выразил сомнение, что мы на этом сильно разбогатеем, тем более, не
зная ни мест, ни особенностей сбора ягоды. Больше на дорогу денег потратим.
Серёжка в сердцах обозвал меня невеждой и профаном, Фомой-неверующим,
человеком, у которого напрочь отсутствует авантюрная жилка, а вместо этого
присутствует непристойно голый практицизм и нудизм. Нудизм не в том смысле,
чтобы ходить голым, а в том смысле, что я скучный и нудный. Если знать
места, запросто наберём по несколько мешков на нос, а каждый мешок клюквы -
приличные деньги.
Я спросил его, кто же нам будет платить эти самые приличные деньги, и
откуда мы узнаем те самые места, где собирают клюкву мешками.
Сережка тут же доложил, что места знает тот, кто нас посылает, его
закадычный друг, который теперь занимается коммерцией, изготавливает клюкву
в сахаре. Он же даёт деньги на продукты, оплачивает дорогу, к пятнадцатому
сентября присылает в условленное место машину, чтобы собранное на себе не
тащить.
- Когда выезжаем? - спросил я, не став долго раздумывать.
- Вот это слова не мальчика, но мужа! - обрадовался Сережка. -
Выезжаем завтра, поздно вечером, билеты на поезд я уже купил. Завтра
встречаемся на вокзале, возле поезда. Вагон тринадцатый, поезд номер
тринадцать...
- Ты что - издеваешься?! - воскликнул я, застонав, как от зубной
боли, скосив глаза на детектив, раскрытый на злополучной тринадцатой
странице.