"Александр Мень. История религии. Том 1" - читать интересную книгу автора

когда в мире усилилась расовая нетерпимость и шовинизм.
Поразительной оказалась жизнеспособность Православной Церкви, которая
за последние десятилетия выдержала в России ни с чем не сравнимые внешние и
внутренние испытания. Правда, английский теолог Дж. Робинсон в своей
нашумевшей книге пытается умалить значение этого факта, связывая его с так
называемой "вторичной религиозностью", то есть усилением веры в исторически
угасающих обществах\19\. Однако причислять Россию к такого рода обществам -
значит плохо понимать динамику современного мира.
В США, этом классическом образце "общества потребления", где погоня за
комфортом уже стала угрозой для духовных ценностей, неожиданно возникло
широкое движение обратившейся к Евангелию молодежи, движение, получившее
название "Иисусовой революции". В Европе христианская община Тэзе привлекает
к себе сотни тысяч молодых людей из разных стран, членов различных
церквей\20\. В Африке и Азии множится число новых течений и проповедников.
О многом свидетельствует и судьба Библии в современном мире. Не только
астрономические цифры ее тиражей, комментированные и иллюстрированные
издания, не только популярность библейских тем в музыке, на экране и на
телевидении говорят о ее неумирающей притягательности, об этом говорят сотни
новых исследований и книг, появившихся в результате небывалого прежде
расцвета библейской науки.
В XX веке впервые возникает серьезный диалог как между церквами, так и
между религиями, между верующими и неверующими. Даже коммунисты вынуждены
активно включаться в этот диалог\21\. Одновременно в ряде стран, например в
Латинской Америке, епископат и духовенство становятся в ряды борцов за
свободу и социальные преобразования\22\.
Если прежде коммунисты говорили о религии как о своем непримиримом
враге, то теперь многие из них вынуждены изменить отношение к ней. Член ЦК
чилийской компартии О. Мильяс, говоря о социальной борьбе христиан,
подчеркивает, что они "видят смысл своей религиозности в горячей любви к
ближнему, в безоговорочной вере в человека. Католикам такого рода их
верования нисколько не мешают быть революционерами, но, напротив, помогают
им в их борьбе". Учитывая именно это, Фидель Кастро писал, что его революция
"никогда и ни в какой форме не была антирелигиозной".
Подобные же голоса раздаются и в Европе. Так, Жорж Марше открыто
утверждает, что "у христиан есть основания, чтобы участвовать в движении за
демократические перемены и содействовать построению более свободного
общества"\23\. Это уже очень далеко от третирования религии как "опиума".
Нередко приходится слышать, что религия существует до сих пор лишь
потому, что "приспосабливается" к нуждам и запросам любой эпохи. Но,
признавая это, атеизм невольно свидетельствует в пользу религии. Ведь хорошо
известно, что именно свойство приспособляемости означает жизнеспособность
организма.
Говорят также, что обращение к религии есть "дань моде". Быть может, в
отношении многих поверхностных умов это и справедливо. Но "мода" далеко не
всегда играет только отрицательную роль. Разве не она помогла огромному
числу людей понять и оценить иконопись и древнюю церковную архитектуру? И
вообще, не примечательно ли, что "мода" возникла именно на то, что старались
уничтожить так долго и упорно? А ведь мода часто есть не что иное, как
упрощенное отражение глубинных процессов, протекающих в недрах общественного
сознания.