"Павел Иванович Мельников-Печерский. Бабушкины россказни " - читать интересную книгу автора

задурачиться с ним до безумия... Старенек только был: бывало, и толку всего,
что языком поболтает, да разве-разве когда рукам волю даст... Уж, как,
бывало, любил он нашу сестру, tete-a-tete, {наедине (франц.)} конечно, de
tater, de toucher sonder... {гладил, обнимал (франц.)} Ax, как было
утешно!.. Помнишь, mon cнur?.. И на чужие амуры любил посмотреть и много
помогал... Ах, как любил покойник об амурах козировать, [Causer] ах, как
любил!.. Бывало не токма у мужчин, у дам у каждой до единой переспросит -
кто с кем "махается", каким веером, как и куда прелестная нимфа свой веер
держит... [Махаться с кем в XVIII стол. употреблялось вместо нынешнего
волочиться за кем. Перевод - обмахиваться веером. Веер, как и мушки,
прилепленные на лице, играли важную роль в волокитствах наших прадедов и
прабабушек. Куда прилеплена мушка, как и куда махнула красавица веером - это
была целая наука.] Будь молодая, будь старая, в девках сиди, замуж выдь -
ему все одно... Игуменью увидит - и ту расспросит, с кем и как... Dans la
haute societe {в высшем обществе (франц.)} все благородные интрижки знал до
тонкости... Очень это было занятно Сергею Михайлычу.
А радушный какой был, гостеприимный. Летним вечерком, бывало,
выспавшись после обеда, наденет белый камчатный шлафрок, звезду к нему
пришпилит, кавалерственную ленту через плечо, да за ворота на улицу и
выйдет. Там на лавочке, что у калитки, усядется... И тросточка при нем,
никогда с ней не разлучался, потому что на всяком месте приводилось поучить
того, кто в уме развязен. [Глупый.] Сам знаешь, mon cнur, дураку и в алтаре
не велено спускать.
Идет, бывало, по улице кто-нибудь de la noblesse, {из аристократов
(франц.)} променад, понимаешь ты, делает. Еще издали Сергею Михайлычу
решпект, потом шляпу под мышку и подойдет к нему. Сергей Михайлыч весело,
приветно комплимент ему скажет:
- Здорово, собака!.. Сядем рядком, потолкуем ладком.
Тот, разумеется, к ручке и рядышком с Сергеем Михайлычем на лавочке
усядется... Сам посуди, mon plaisir, до кого ни доведись - всякому честь с
генералом бок-о-бок посидеть!.. Хотя б и не долгое время - а все-таки честь.
Малочиновные дворяне и недоросли нарочно по углам улицы из своих холопей
вершников ставили - и только те вершники завидят, бывало, Сергея Михайлыча у
калиточки, тотчас сломя голову к своим господам и скачут. Сел, дескать. Те в
перегонышки к Тихону-чудотворцу в приход. За углом из карет выйдут, да
пешечком, будто для-ради променада, к генеральской калиточке и
пробираются... А друг друга для того упреждали, чтобы прежде чиновных
поспеть и хоть один бы момент с Сергеем Михайлычем рядышком посидеть.
Случалось, mon cнur, что за углом-то и до кулаков дело доходило, потому что
каждому желательно было первому у Сергея Михайлыча ручку поцеловать. А на
глазах у него браниться не смели: бывало и тросточкой...
Кто сядет рядком с Сергеем Михайлычем, тому он, вынувши из кармана
табатерочку, понюхать поднесет. Гость возьмет с благодарностью понюшечку
виолэ. В наше время, mon pigeonneau, все люди de la societe {из общества
(франц.)} беспременно нюхали; иной, ежели табак очень уж противен, едучи в
гости нарочно кружевную манишку и манжеты табаком посыпала сидючи в гостях
то и дело, бывало, в руках табатерку вертит, чтоб зазору от других не
принять - он-де не нюхает... И дамы нюхали, et demoiselles при табатерочках
ходили. Маленькие такие табатерочки у них были, voiture de l'amour
{колясочки любви (франц.)} прозывались, для того что из них беспримерно как