"Александр Мелихов. Нам целый мир чужбина (Роман) " - читать интересную книгу автора

принадлежавшего генерал-аншефу, генерал-прокурору и кабинет-министру Пашке
Ягужинскому. В ограде прежде были подъемные врата для посвященных - повисшие
на жирных, словно выдавленных из тюбика звеньях якорной цепи три высоченных
квадратных лома, приваренных к паре стальных поперечин: нужно было, по-бычьи
упершись, откачнуть их градусов на сорок и тут же увернуться от их обратного
маха - танкового лязга через мгновение ты уже не слышишь, проныривая за
кустами к неприступному заднему фасаду, надвинувшемуся на пруд. Электрички
ходили так, что надо было либо приезжать на полчаса раньше, либо опаздывать
минут на пятнадцать. Но у меня в заплечном мешке хранился верный абордажный
крюк - закаленная кошка с четырьмя сверкающими когтями, испытанно
закрепленная на змеистом лине, выбеленном тропическим солнцем, обветренном
муссонами и пассатами, размеченном орешками мусингов - узелков на память...
Уже страстно отдавшийся Науке, я еще долго не ампутировал смутной
надежды сделаться когда-нибудь одновременно и капитаном пиратского корвета и
продолжал совершенствоваться в искусстве абордажа: раскрутивши тяжеленькую
кошку, без промаха метнуть ее на крышу, на дерево, хорошенько подергать,
поджимая ноги, а потом по-паучьи взбежать на стену... На Пашкином фронтоне
был присобачен очень удобный герб. Окно уже было распахнуто, откачнувшись, я
перемахивал через подоконник и попадал в задохнувшиеся от счастья Юлины
объятия: "Псих ненормальный!.."
Бальная зала кабинет-министра была нарезана на двухместные кабинки, и
от линялого плафона с розовой богиней победы нам достались только ее груди,
на которые я блаженно пялился, покуда
Юля блаженно отключалась на моем голом плече...
Пашкин дом оказался неожиданно подновленным, а из вестибюля даже
исчезло классическое бревно, испокон веков подпиравшее двухдюймовой плахой
провисающую лепнину, заплывшую от бесцеремонных побелок. Коренастый
Геркулес, черный резной ларь-кассоне, барочная лестница - все топорной
работы крепостных умельцев - были отмыты и надраены, а приемная
Коноплянникова под освеженным пупком Виктории отдавала буквально
евроремонтом. Тени припали на старт - и вот воплотилась первая: поседевшая,
обрюзгшая, багровая от жары и смущения - Коноплянников.
Разумеется, Лапин переврал, речь шла не о работе, а об выпить,
посидеть - вот трепло хреново! Контракт-то, вернее, есть (в основном,
правда, вычислительный), как раз сейчас и обмывают, только, увы, в обрез на
своих. Но конечно же он будет счастлив со мной работать, и, разумеется, при
первой же...
Чувствуя себя идиотом, я применил защитную маску № 7 -
"возвышенная озабоченность". Подальше от начальства уже вовсю галдели,
боролись на руках (я когда-то был мастак в своем весе), напротив меня
какой-то молокосос изображал лорда Байрона.
Уставясь в меня взглядом с трагической поволокой, поинтересовался у
соседа: "Откуда это такой серьезный дядечка?
Не люблю серьезных". И снова впал в гусарскую тоску. Нет, он не
Байрон, он другой...
Я несколько опешил - это у нас в ДК "Горняк" нельзя было ни на миг
расслабиться, ибо там развлекались исключительно за чужой счет: торопящийся
мимо весельчак мог вдруг схватить тебя за штаны и протащить за собой
несколько шагов, пока опомнишься, - и тут уж твоей решалке нужно было в доли
мгновения оценить, должен ты смущенно улыбнуться, нудно запротестовать,