"Александр Мелихов. Каленый клин " - читать интересную книгу автора

начинает представляться вполне естественной. Вот возникло вынужденное
сожительство двух народов, один из которых более или менее привычен к
финансовым операциям, а другой привычен только к хлебопашеству, один уже
освоил алкогольный бизнес, а другой в значительной своей части еще не освоил
контроль алкогольного потребления... И все это в условиях чрезвычайной
скученности на территории, где с трудом могло прокормиться и коренное
население...
Классик социологической науки ХХ века Р. Мертон утверждал, что если
какое-то, сколь угодно неприятное явление, будь то ростовщичество или
бутлегерство, десятилетиями, а то и веками не удается искоренить, значит оно
отвечает какой-то фундаментальной общественной потребности, которая
непременно будет удовлетворена не одной, так другой социальной группой. А
потому, если бы даже господь вовсе очистил Россию от евреев, их функции все
равно взяли бы на себя наиболее подготовленные лица русской национальности
(что и подтверждает, в частности, уровень потребления алкоголя во внутренних
губерниях). Этих "лиц", конечно, тоже недолюбливали бы, но беда в том, что
социальное расслоение, совпав с расслоением национальным, становится
стократно более опасным: страшно подумать, во что разросся бы сегодняшний
конфликт между энергетиками и угольщиками, если бы они еще принадлежали
разным нациям.
Предотвращать подобные взрывоопасные ситуации - прямая обязанность
любого правительства. Вот только осуществимое ли это дело? А если да, то
какими средствами? Даже и сегодня простых русских людей охватывают
небезопасные для правопорядка чувства, когда они замечают на рынке - ну,
если даже не преобладание, а лишь резко повышенный процент лиц иного
антропологического типа. Либеральное ханжество велит нам не замечать
национальностей, то есть не замечать реально существующего соперничества
народов и культур, чтобы примитивные энергичные вожаки овладевали толпой уже
без всякой интеллигентской коррекции (а фашизм и есть бунт энергичной
примитивности против непонятной и отталкивающей сложности социального
бытия). Но правительство империи позапрошлого века (равно как и его
политические оппоненты - декабристы) даже и не догадывалось, что можно не
замечать того, что замечают все, - оно стремилось сделать население
максимально пригодным для выполнения стандартных государственных функций.
Можно, конечно, желать, чтобы государственная элита склонилась перед правом
каждой личности заниматься тем, к чему она привыкла, только это означало бы,
что социальный организм отказывается от принципа, которым веками
обеспечивалась его жизнеспособность. Обеспечивалась, в частности, и
крепостным правом - таковы были стандарты, от которых все отсчитывалось.
Вместе с тем, для подпавшего под его власть другого национального
организма, спаянного религией, преданиями, социальной структурой, образом
жизни, языком и т.д., было более чем естественно противиться любым мерам,
тоже ведущим к его распаду. Национальный организм как целое все равно
сопротивлялся бы этим мерам, если бы даже каждому отдельному индивиду они
сулили относительное благоденствие (нам не удастся подкупить их уровнем
жизни именно потому, что они народ, а не толпа сброда, - примерно так писал
об арабах знаменитый сионистский лидер Вл. Жаботинский). Но российское
правительство в ту пору не могло бы обеспечить и личного благоденствия: в
России и титульная нация отнюдь не упивалась медом и млеком, а ступить на
крестьянскую стезю, не имея ни опыта, ни желания, которые не могут