"Иван Мележ. Товарищи" - читать интересную книгу автора

"Объявить выговор..." - Баклан с иронией хмыкнул: такими странными и
нелепыми показались ему эти слова в применении к нему.

"Выговор - мне?"

Он помедлил немного, задумавшись, потом решительно вышел во двор.

Желтый свет из окна падал, на смятую мокрую траву, которая темновато,
масляно лоснилась. Проходя через двор, Баклан бросил мимолетный взгляд в
окно и увидел в нем рослую, с узкими покатыми плечами фигуру Зубца.

Конечно, этим выговором он обязан главным образом Зубцу. Тот давно уже
настаивал на самоотчете Баклана и теперь, выступая первым на собрании,
бросал ему колючие слова: "оторвался от жизни", "зазнался", "успокоился"...

У Баклана уже давно нелады с Зубцом, который всегда привязывался к нему
с чемнибудь, не хотел признавать заслуг Баклана и докучал ему частыми
разговорами о делах колхоза. Ему, Зубцу, все одно - заслуженный ты человек
или нет... И откуда у него такое пренебрежение к заслугам?
Если б у самого Зубца их было много, так ведь нет. Он, правда, тоже
воевал гдето на фронте, но как он там воевал, никто не знает, сам же он
почему-то не любит рассказывать об этом. Впрочем, по правде говоря, не так
трудно догадаться, почему он не любит, - просто, видно, не о чем
рассказывать. Баклан-то уверен, что вояка из него был не ахти какой. Зато
он теперь старается показать свою смелость, даже его, Василия, пробует
учить...

Баклан довольно далеко ушел от канцелярии и подумал, что пора бы
вернуться на собрание - там его ждут.

Но возвращаться не хотелось, и он медленно побрел домой.

Дома его дожидалась мать, старая молчаливая женщина с внимательными
черными глазами и светлыми, едва заметными бровями; она вязала сыну из
белой шерсти носки. Мать сразу заметила, что сын чемто обеспокоен.
- Что с тобой, Вась?
Василь, не взглянув на нее, неохотно буркнул что-то в ответ.

Он подошел к столу и, рассеянно поглядывая на свои фотокарточки, что в
несколько рядов висели на стене, с горечью думал:

"Короткая у людей память. Давно ли я снял с этого широкого офицерского
пояса трофейный "вальтер", давно ли, кувыркаясь, катились под откос
взорванные мной вагоны последнего немецкого эшелона, а меня уже попрекают
за то, что я ношусь со старыми партизанскими заслугами.
Нет, не умеют как следует уважать заслуженного человека!"

Он почувствовал себя обиженным и одиноким и от души пожалел, что рядом
нет товарищей тех незабываемых дней.