"Юрий Медведев. Куда спешишь, муравей? (Научно-фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

даже в самом Иерусалиме. Ты лицезрел красивейших женщин земли, а может,
даже с некоторыми из. них, - он лукаво погрозил мне пальцем и пощекотал
свои огромные вислые усы, - коктейли распивал. Ты понавез небось кучу
модного барахла. Да и в кубышке, я уверен, кое-что звенит про черный день.
Ведь звенит, счастливчик, меня не проведешь!

Я не стал объяснять Леркиному мужу, что звенит у меня не в кубышке, а
все чаще и чаще в голове, особенно если не спишь несколько ночей подряд,
что по черным дням, когда зарядит дождь, начинаются прострелы в
позвоночнике - напоминание о компрессионном переломе пятого позвонка, что
лишь в этом году на гонках в Гималаях разбилось четверо: де Брайян,
Омежио, Ту Хара, Виктор Голосеев. Я ничего не стал объяснять существу, на
чьем лице (и это прозорливо отметил мудрец) виднелась вековечная
брюзгливая скорбь, которая так кисло отпечаталась на всех без исключения
лицах, подобных Тимчикову лицу.

- Ты опять прав: кое-что я оттуда поднатаскал,- сказал я, впервые за
много лет назвав его полным именем. - В частности, навыки по спасению
муравьев...

Муравьи не шли на мост.

Концом спички я попытался подогнать одного к спасительному стеблю
метлицы. Бесполезно. Он исхитрился юркнуть под бурый прошлогодний лист.

- Муравей не по себе ношу тащит, да никто спасибо ему не скажет, -
загадочно проговорила Лерка.

Пришлось прибегнуть к насилию. Я расщепил ножом спичку надвое, одной
половинкой поддел муравьишку, перенес его к мосту над поющей бездной
ручья, а другой половиной спички пересадил, точнее, перегнал, на мост.
Насекомое крепко схватило стебель лапками и не двигалось ни вперед, ни
назад. Я начал слегка его подталкивать, ощущая пальцами необычайную силу
сопротивления упрямца.

И все-таки он пополз! Сперва медленно, неуверенно, потом осмелел,
перевернулся вниз головой и в таком положении засеменил к берегу надежды.

Лерка наблюдала за моими манипуляциями с какойто внутренней тревогой.
Лишь теперь, сидя рядом с ней, при беспощадном свечении горного солнца, я
заметил, как она изменилась за минувшие четыре года после нашей последней
встречи. Возле глаз и у висков обнаружились еле заметные знаки морщин,
брови она теперь выщипывала снизу, отчего ее глаза стали почему-то чуть
уже, но теперь в них время от времени возникало странное, неведомое мне
сияние. Возможно ли, чтобы такое сияние было порождено этим Тимчиком с его
уже выпирающим брюшком, с его анекдотцами, с его одутловатым лицом,
которому нелепые, как бы надутые воздухом усы, похожие на рачьи клешни,
придавали приторно-удивленное выражение. "Постой, постой, - тут же одернул
я себя, - ты, кажется, начинаешь злобствовать по поводу Тимчика Андрогина.
А злобствуешь ты потому, что ему завидуешь. Ларчик-то открывается довольно