"Григорий Медведев. Энергоблок " - читать интересную книгу автора

остановился и, вспомнив, что у него уже год свой домашний кабинет, с видимым
удовлетворением осмотрел обстановку: диван-кровать, крытый старым, купленным
еще там, за хребтом, темным шерстяным ковром, на стене, над диваном,
собственноручной работы чеканка - портрет Курчатова, поперек --
двухтумбовый стол, стул от гарнитура, который утащил к себе из большой
комнаты, на короткой стене - самодельный стеллаж с книгами, томов шестьсот.
Художественных и технических, примерно, пополам. На скрипучем паркетном полу
серая паласная дорожка. Все.
Он стоял посредине комнаты в старой, много раз штопанной, но зато очень
привычной полосатой пижаме и смотрел на портрет Курчатова.
- Игорь Васильевич... - тихо произнес Палин. - Ничего не могу
поделать... Сегодня я вижу все и не могу молчать...
Курчатов смотрел на него остро, испытующе, и Палин услышал вдруг его
бодрый голос:
- Даешь открытие!
- Даю, Игорь Васильевич... С запозданием, но открыл в себе... - он
хотел сказать "гражданина России", но смутился и тише обычного добавил: --
Открыл я в себе, Игорь Васильевич, нечто...
В это время в комнату вошла Соня, жена Палина. Толстая, небольшого
роста, с заплывшей жиром шеей.
- Ты с кем это тут говоришь? - спросила она писклявым голосом.
Маленькие водянистые глаза ее из-под вздувшихся подушечками век, словно из
амбразур, смотрели с беспокойством и подозрением. - Ты что, Вова?
Он вдруг ощутил досаду, что надо и ей объяснять все сначала, но затем
одернул себя: ведь жена, и ей можно с любого места, хоть с конца... И жгучее
чувство вины перед нею вдруг заполнило душу. Именно он и такие, как он,
виноваты в том, что его милая, молодая, красивая Софьюшка стала вот такой...
Многое изменила в ней болезнь, но вот привязанности к нему, любви к
нему не изменила. И он, порою думая об этом, переполнялся теплом и нежностью
к ней, и благодарностью, что она есть, живет в постоянной борьбе с недугом и
еще где-то берет силы на заботу о нем и сынишке
Нет! Удивительно стойкий, прекрасный человек его жена! Ему захотелось
сказать ей эти слова, но что-то остановило его, он спрятал глаза и, смущенно
улыбаясь, похлопал себя по бокам, ища по старой привычке коробку сигарет.
Вспомнил, что бросил курить, махнул рукой...
- Видишь ли, Сонечка, они снова хотят лить распады в воду... - сказал
он возможно мягче и с огорчением подумал, что все равно неясно, что все надо
объяснять: в воду - какую воду... А у него в голове уже все заладило,
неохота прерываться...
- В какую воду? - писклявым голосом спросила Соня, с любопытством
глядя на мужа. Прошла, села на диван-кровать. Пружины натужно скрипнули. --
В какую воду?.. Снова кашу завариваешь?!
- Не кашу, но добрый борщок! - сказал Палин и как-то виновато
рассмеялся, подошел к жене, обнял за плечи и, чувствуя ее отчужденность и
неприятие, подумал с грустью, что стронуть с места теперь эту некогда очень
хрупкую женщину весьма нелегко. И снова жгучее чувство вины перед нею
заполнило душу.
- Но пойми же, милая Сонечка, сколько лет прошло, а мы снова... Стоим
у колодца и полон рот слюны... Эх, если бы слюны!.. Не плюй в колодец --
пригодится воды напиться!