"Анатолий Михайлович Медников. Берлинская тетрадь " - читать интересную книгу автора

На дорожном столбе табличка: "До Берлина - 61 километр". Таково
расстояние подмосковных дачных мест от самой Москвы, и одно это сравнение
сразу дает почувствовать близость Берлина.
Шоферы встречных машин утверждали, что отсюда ночью уже видно, как наша
и союзная авиация бомбит город.
Сегодня утром, двадцатого марта, мы впервые увидели Одер, вспученный
весенним паводком. Река катила свои тусклые воды, похожие на расплавленный
свинец. Наша машина остановилась у пустынного берега, неподалеку белел
деревянный мост через реку, недавно наведенный саперами и способный
пропустить даже колонну танков.
Сразу же бросились в глаза многочисленные белые "заплаты" из свежего
теса и бревен, потому что через каждые два-три часа над этим единственным
здесь мостом появлялись немецкие бомбардировщики.
Саперы чинили мост под двойным огнем: с воздуха и с земли. Артиллерия
противника вела огонь с той стороны реки по одерскому плацдарму наших войск,
и огонь этот не утихал ни днем ни ночью.
Машина остановилась у моста, и вот приняли решение - проскочить на тот
берег. Попали на мост как раз во время очередного налета авиации. Услышали
тоскливый вой сирены. Девушка-регулировщица в забрызганной грязью шинели, но
в чистом зеленом берете, запоминающемся по резкому контрасту со всем ее
видавшим виды обмундированием, что-то сердито закричала нашему шоферу.
Машины, еще не выехавшие на мост, шарахнулись в стороны. Регулировщица
погрозила нам своими маленькими [17] кулаками и как-то совсем по-детски в
нетерпении стала топтать землю ногами.
- Не стоять! Вперед!
Ее высокий голос срывался на крик. Он словно бы с трудом пробивался
сквозь нарастающий рев моторов. Приближались немецкие бомбардировщики.
Наша машина сделала стремительный бросок вперед, и мы вылетели на
западный берег. А в это время рядом с мостом уже выпирали в небо высокие
столбы воды и остро пахло горячим металлом. Вот и плацдарм! Отводим машину в
укрытие и шагаем по лесисто-болотистому участку земли, занимающему километра
три в ширину и около пяти в длину.
Мы взбираемся на высокую насыпь, она вся изрыта землянками. На обратном
скате ее - земляные конюшни для лошадей. Меланхолические артиллерийские
битюги мерно жуют овес, косясь на воду, по которой шлепают пули и осколки от
мин взбивают фонтанчики воды. Лошади спокойны, так, словно они стоят в
обычных конюшнях, где-нибудь в глубоком тылу. А ведь от этой насыпи до
немецких окопов всего лишь километр с небольшим.
Мы прошли пешком по гребню насыпи к маленькому белостенному домику,
едва ли не единственному на плацдарме и вообще чудом уцелевшему на открытой
местности, простреливаемой артиллерийским и минометным огнем. В домике
расположился узел связи. Я позвонил оттуда командиру части по полевому
телефону.
- Здравствуйте. Мы хотим записать на пленку рассказы героев борьбы за
плацдарм. Дайте нам таких людей.
- Сколько?
- Человек пять-шесть.
- Сколько? - удивленно переспросил полковник. - Да вы знаете, дорогие
товарищи, в какую дивизию вы приехали? Сталинградская, Черниговская,