"Анатолий Михайлович Медников. Берлинская тетрадь " - читать интересную книгу автора

мне пришлось впервые в домике вблизи Лодзинского аэродрома. Тогда меня
охватило странное ощущение теплой парной ванны, в которую, казалось бы,
погружается тело. Но со временем мы привыкли и к перинам.
В эту ночь, несмотря на усталость, мне не спалось под периной. Что-то
тревожило сердце. В комнате, хоть окна были раскрыты, чувствовалась духота.
За окнами полыхали огневые зарницы, и в "комнату вкатывался гул ночного
боя - близкие разрывы мин, похожие на треск большого полотна, раздираемого
на части, редкая перекличка тяжелых орудий; от их залпов вздрагивали стены
дома.
Я решил встать и, одевшись, сел на подоконник. По берлинскому небу
шарили прожекторы, белые полосы на небе скрещивались, образуя световую
решетку с черными пустотами. Она то исчезала, то вновь вспыхивала и словно
бы двигалась к центру города. Туда перемещался бой. Но когда гасли
прожекторы, казалось, что эта решетка с неба падает где-то там, впереди, на
купол рейхстага, на здание имперской канцелярии.
Чтобы подышать свежим воздухом, я вышел на улицу. Здесь было тихо и
пустынно, пожалуй, даже слишком пустынно для района, почти примыкавшего к
линии фронта. Только две грузовые машины ночевали у стены напротив нашего
дома, въехав колесами на тротуар.
Эта предусмотрительность оказывалась далеко нелишней в Берлине. Я
как-то видел легковую машину, стоящую на мостовой узкой улицы. В это время
из боя возвращалась колонна наших танков, и передний задел гусеницами
машину. Мощные траки танка, как ножом, мгновенно обрезали ровно половину
маленького "оппель-капитана", который тут же на глазах развалился на части.
Во дворе нашего дома тоже ночевала санитарная машина, две повозки.
Была лунная ночь, и бледный свет ее проникал даже в глубокий колодец
двора. Две высокие легкие тени в шляпах бродили по асфальту. Увидев меня,
немцы, должно быть дежурные по дому, замерли на месте, потом поклонились.
Я заметил бочки с песком, лопаты, лом, совки - немудреный набор
противопожарных орудий. Все это напоминало наш московский двор во время
налетов немецкой авиации. Дежурные немцы подошли к темному провалу лестницы,
ведущей в бомбоубежище.
Постояв немного на дворе, я решил зайти в убежище. Два марша лестницы
вели вниз, затем - бетонная дверь с железными ручками, а за нею
продолговатое, с низкими сводами помещение.
Электричество не горело, в углах чадили коптилки. Я увидел, нары,
вытянувшиеся вдоль стен в несколько ярусов, а в пустом пространстве стол,
вокруг него табуретки.
Бетонный пол выглядел грязным, его давно не подметали, в одном углу,
как в тюремной камере, стояли параши, и воздух, тяжелый, спертый, насыщенный
какими-то прокисшими запахами, был настолько противен, что я удивился, как
им могут долго дышать люди.
Сюда, в убежище, жители дома забегали не на час, два. Нет. Здесь они
ютились, приспособив подвал под убогое жилье и сами приспособившись к этому
пещерному существованию в течение многих ночей и дней.
Я поднял выше свой карманный фонарь. Люди спали. Они заполнили нары -
женщины, дети, положив под голову подушки или мешки, накрывшись легкими
одеялами. Но несколько человек сидело у стола, где горела свечка, и один
пожилой немец читал газету.
Две старухи пристроились около носилок, там лежал больной. Носилки