"Энн Максвелл. Алмазный тигр " - читать интересную книгу автора

окоченела, Эрин возилась с камерой, очарованная серебристо-черным
ландшафтом. Она взахлеб фотографировала, словно прощаясь с землей, которую
так полюбила. В Арктике была какая-то неотразимая дьявольская прелесть, с
первого взгляда захватившая Эрин. И незамысловатый быт эскимосов и алеутов,
среди которых ей довелось жить, был по-своему самобытен и прекрасен.
Вместе со здешними мужчинами-китобоями она выходила в море на
обтянутых кожей легких лодках, сидя бок о бок с ними, она вблизи изучала
местных жителей. Ее поразило, как эти первобытные люди боятся, любят и
благоговеют перед животными, на которых охотятся. В цивилизованном мире
человек, если ему нужно было кого-то убить, использовал технологически
совершенные орудия убийства, ничем при этом не рискуя. Ему не было нужды
учиться узнавать что-то о своей жертве, равно как он ничего не знал о жизни
и смерти, о переходе из одного состояния в другое. Эрин хорошо знала эту
породу современных цивилизованных людей, на них она вдоволь насмотрелась.
Отношение же к животным жителей Севера было ей ближе и понятнее.
Ее часы подавали один сигнал за другим. Они напоминали Эрин о
телеграмме, которую сегодня утром ей прочитали по радио: СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙСЯ
ПО СЕМЕЙНЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ ТОЧКА ПОДРОБНОСТИ ПОТОМ ТОЧКА ДЖЕЙМС РОЗЕН
ЭСКВАЙР
- Спокойно... - шептала она себе под нос. - Не торопись...
Онемевшим до бесчувствия пальцем Эрин надавила на кнопку, заставляя
часы замолчать. Однако она понимала, что уже слишком поздно. Внимание
безнадежно рассеивалось между тем, что она видела в видоискатель, и мыслями
о Джеймсе Розене, эсквайре. И эти мысли нельзя было отключить нажатием
кнопки. СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙСЯ
Эрин постаралась не думать о телеграмме. Семь лет она плевала на
цивилизацию с высокой колокольни. И еще лет семь отлично бы обошлась без
людей.
Собственно говоря; она вообще не вспоминала бы об остальном мире, но
увы: ее пребывание в Арктике подходило к концу. Эрин понимала это. Хотя на
Севере оставалось еще много такого, чего она не успела запечатлеть на
фотопленке, однако для ее собственных нужд материала было более чем
достаточно. Побуждения, которые привели ее в эту страну дикой природы, за
семь лет развеялись. Да и сама она уже не была той, какой прибыла сюда семь
лет назад. Ответы на вопросы, которые прежде мучили Эрин, совершенно не
удовлетворяли ее.
"Джеффри будет в восторге", - подумала она, надеясь, что эта мысль
согреет и ее сердце: Джеффри Фишер, нью-йоркский редактор, решительно не
понимал, какого черта она отправилась в это захолустье, в стужу и дикость.
Не мог понять он и непоседливости, которая гнала ее с места на место,
заводя подчас в совершенно безлюдные места. Джеффри очень нравилось ее
искусство фотографа, ее взгляд художника, но он все время пытался склонить
ее к, как он выражался, "цивилизованным" съемкам: английские фермы,
французские виноградники, античные греческие статуи и современные курорты
Средиземноморья.
Поначалу Эрин пыталась объяснить Фишеру, почему ей не нужны
командировки в Европу. Она старалась доказать ему, что цивилизация,
устранив крайние нагрузки на человеческий организм, вместе с тем сделала
человека и психически более неустойчивым. Фишер решительно был не в
состоянии понять это. Она предпочитала снимать суровую природу побережья