"Виталий Макаренко "Мой брат Антон Семенович [Воспоминания]" - читать интересную книгу автора

чижи, были голуби. Кроме того, была коза, был ручной ежик, не говоря уже
про собак и кошек. Для ребенка здесь был целый Мир.
Я подружился больше всего с кобылой Сивкой. Ей я таскал потихоньку
корки черного хлеба с солью (лошади обожают соленое), а конюху Трофиму -
старые газеты на цигарки. Сивка благодарила меня тем, что нежно щекотала
мне ухо своими мягкими губами, а Трофим брал меня с собой, когда ездил
куда-нибудь за соломой, сеном и пр.
Какое чудесное прошлое! Но Антона не было с нами.

Ясно вижу я А. только в наших занятиях грамотой. Кухня. На столе
зажженая керосиновая лампа, кроме А. за столом его друг - сын хозяина
Коля Авраменко. Перед ним раскрытый букварь, вернее - азбука. В листе
белой бумаги прорезана дырочка, в которую можно видеть только одну букву.
Накрывали азбуку листом, и я должен назвать ту или другую букву. Мне было
4 года. Я скоро научился читать, но писать еще не мог. Я читал все, что
попадалось мне на глаза, даже заборную литературу, и на этой почве у меня
случались неприятности, но это не относится к А.

Я рос избалованным и чересчур шаловливым ребенком. Я воевал с Сашей и
причинял ей много всяких неприятностей. Но это был человек бесконечно
добрый и незлобливый, и она мне все прощала. Но кому я отравлял
существование, так это несчастной Наташе. В своей несознательной
жестокости ребенка я причинял ей много всяких мелких неприятностей. Я уже
не помню все, что я с нею проделывал, но, Боже, сколько раз я заставлял ее
плакать.
Но однажды настал день возмездия. Приманив меня золотым шоколадным
рублем, она со слезами наслаждения вцепилась в мои уши и изо всех сил
начала их драть, как тряпки. В тот день я многое понял и многое в своих
понятиях изменил. Во всяком случае я понял, что в жизни, как в шоколадном
рубле, на который меня поймали, имеется две стороны: плохая и хорошая.

Я пишу это для того, что дать почувствовать, хоть немного, ту
атмосферу, в которой протекала жизнь А. Наверное, это был очень спокойный,
послушный и тихий мальчик.

Жизнь в поселке шла день за днем, без большых событий. Иногда в училище
устраивались чтения с проекционными картинами, иногда родные по вечерам
уходили в жел.-дор. клуб (очень редко), лето сменялось зимой, были будни,
глухие провинциальные будни, не было ни кинематографа, ни театра, никаких
общественных праздников. Жили почти так же, как жили в 15 или 16 веке, -
по церковным праздникам: от Рождества до масляной, потом до Пасхи, потом
до Троицы, потом опять до Рождества. На Пасху всей семьей ездили в город к
пасхальной заутренне. В церкви отец держал меня на руках, и я был поражен
окружающим великолепием, блеском горящих свечей, золотом иконостаса и
одежды духовенства, торжественным пением и ароматом ладана. Вижу маму с
золотой брошью, еще свежую и красивую, вижу Сашу, напудренную, с
блестящими глазами, помню прикосновение отцовской бороды, пахнущей табаком
и одеколоном, но не вижу А.

(Смотри продолжение).