"Робин Маккинли. Солнечный свет " - читать интересную книгу автора

слаба, что двигаться не могу. Если это - все это - кошмар, то что же
случилось со мной на самом деле!
Я снова попыталась сесть и, наконец, добилась успеха. Я оказалась
укрыта одеялом, и оно соскользнуло, упало на пол.
На мне было грязное, в пятнах, потемневшее клубнично-красное платье,
которое облегало вверху и разворачивалось в юбку шириной несколько ярдов у
лодыжек. Я была босой, ступни - в порезах, расцарапаны, стерты, в синяках и
опухли. Я была вся покрыта грязью (соответственно, диван и пол - тоже), а
поперек груди шел длинный, изогнутый уродливый разрез, который явно
кровоточил, а потом запекся. Его края со скрипом потерлись друг о друга и
запульсировали, когда я попыталась двинуться. Нижняя губа была разбита, и
эта сторона лица отекла.
Меня проняло неудержимым ознобом.
Преодолевая боль, я подняла одеяло, завернулась в него, держась за
стенку, добралась до ванной и включила горячую воду. Будет больно, но оно
того стоит. Я влила туда в четыре раза больше пены для ванной, чем обычно, и
вдохнула сладкий аромат горных лилий. Болели даже легкие, и дышалось как-то
странно; что-то в самом способе дыхания, отличающееся от... Пока ванна
набиралась, я ощупью пробралась на кухню. Съела яблоко - первое, что
увидела. На счетчике возле раковины лежал пустой пакет из-под молока. Об
этом я не думала. Съела второе яблоко. Затем грушу. Вошла в поток света,
вливающийся в кухонное окно, и впитывала его, выглядывая в сад. В
гостеприимном, тонизирующем солнечном свете, стараясь не думать ни о чем
вообще, я почувствовала слабый, вымученный намек на чувство благополучия:
счастье выздоравливающего при первом намеке на возможное восстановление
здоровья.
Надо принять ванну, а потом позвонить в кофейню. Рассказывать кому-либо
что-либо не придется. Всякий поймет, как сильно я травмирована. Могла все
забыть. Я и забыла все. Забывала прямо сейчас. Мои ноги, лицо и рана на
груди удержат кого угодно от попыток заставить вспомнить нечто, явно
ужасное. Иоланда, должно быть, вышла; иначе она бы услышала текущую в ванной
воду и поднялась удостовериться, что со мной все в порядке. Она должна знать
о моем исчезновении, она поняла бы, что в обычный день я уже несколько часов
как ушла бы в кофейню, а не набирала бы здесь ванну.
Она знает, что я пропала.
Что я...
Не было нужды что-либо вспоминать или о чем-либо думать. Я могла просто
стоять под целительными лучами солнца. Меня успокоило отсутствие Иоланды.
Вопросы, потрясение, сочувствие... не сейчас. Ее сочувствие напоминало бы
о... Меня успокаивало, что никто не помешает мне закончить забывать.
Ванна уже должна бы наполниться. Теперь, когда солнце начало делать
свое дело, я хотела быть чистой. На это могло уйти все имеющееся мыло, и
следовало принести металлические губки из кухни. Платье я собиралась сжечь,
и неважно, откуда оно взялось. В жизни бы такое не выбрала. Я не могла
представить, почему ношу его. Когда я снова буду чистой и оденусь в
собственную одежду, позвоню в кофейню, скажу, что вернулась домой. Что я
дома и в безопасности. В безопасности.
Когда я отвернулась от окна, внимание привлек белый прямоугольник на
кухонном столе. Это оказался мой блокнот, обычно обитавший за телефоном. На
нем было написано: