"Робин Маккинли. Солнечный свет " - читать интересную книгу автора

маленький кусочек ткани - желтой, с синими горошками - и, наконец, обратно в
цветок, каким он был изначально.
- Правило первое: по возможности возвращай все в истинную форму, если
только не будет важных причин не делать этого. Для одного дня достаточно. Ну
вот, а теперь пора сказать "спасибо", а еще ты, конечно, хочешь вымести все,
что насорила - как подметают пол и вытирают столы после выпечки пирожных.
Бабушка научила меня трем особым словам, зажгла маленькую палочку
ладана, и пока он не догорел, мы сидели молча.
- Ну вот, - сказала она. - Ты устала?
- Немножко, - сказала я. Я думала об этом. - Не особо.
- Вот как? Интересно. Тогда я была права, что показала тебе. - Она
улыбнулась. Улыбка была добрая, но не утешительная. А еще она была права - я
не могла рассказать об этом маме.
После нескольких визитов мать перестала отвозить и забирать меня, хотя
заставила носить путеводный амулет, чтобы я точно вернулась домой. Позднее я
поняла, что для бабушки это могло выглядеть смертельным оскорблением, но
мама ничего такого не имела в виду, и бабушка не стала так это воспринимать.
Приехав, я вешала амулет на дерево, а снимала с ветки лишь уходя. Бабушка
провожала меня до дороги, дожидалась автобуса, убеждалась, что водитель
знает, куда мне ехать (амулет не остановил бы для меня автобус, забудь я
потянуть за шнур звонка, а я все же была ребенком), целовала меня и
смотрела, как я забираюсь внутрь. Потом говорила - всегда одно и то же:
- До следующего раза.
Мы играли в ту игру много раз. Вскоре я стала справляться с этим без
помощи бабушкиных рук, и она показала мне еще кое-какие штуки. Часть из них
давалась мне с легкостью, другие вообще не получались.
Однажды днем бабушка сняла с пальца кольцо и протянула мне.
- Надоел мне этот красный камень, - сказала она. - Сделай мне зеленый.
У этого занятия, которое я поначалу считала игрой, были, конечно,
правила. Чем плотнее материал, тем сложнее его изменять, потому булыжник или
самоцвет сложнее цветка или пера. Все, что изменено вмешательством человека,
сложнее, чем вещи нетронутой природы - например, граненый, полированный
камень сложнее грубого куска руды. Хуже всего обработанный металл. Он и
тяжел, и плотен, и в нем почти ничего не осталось от изначальной сути.
Что-то, чего касаются и используют, тяжелее поддается, чем предмет, лежащий
вдали от человеческих рук, потому инструмент тяжелее изменить, чем висящую
на стене досочку, а носимый в кольце камень - труднее декоративного кусочка
дикой породы, украшающего полку. Проще изменять вещь во что-то, на нее
похожее: перо в другое перо, цветок в другой цветок. Сделать цветок листом
проще, чем пером. Но обработанный металл всегда труден. Сложно даже сделать
из английской булавки несколько обычных. Или сделать из пенни образца 1968
года пенни образца 1986 года.
В тот первый день, когда я превратила цветок в лоскуток ткани, никаких
деталей бабушка не рассказывала. Вот какая она была хорошая: быстро и без
суеты создала не просто кусок ткани, а гладкую желтую ткань с синими
горошками, именно такую, как я пыталась создать, - все для того, чтобы я
вошла во вкус обучения без нервов и долгих разъяснений. Но это было почти
годом ранее, и теперь я знала больше.
Кольцо хранило тепло бабушкиного пальца. Я сложила ладони и
сконцентрировалась. Не нужно было что-либо делать с оправой, с обработанным