"Йен Макдональд. Река Богов ("Индия" #1)" - читать интересную книгу автора

- Я вовсе не говорил, что обладаю самосознанием или какими-либо
чувствами, что бы все подобные слова ни значили. Я - сарисин уровня 2,8, и
меня узкое положение вещей вполне устраивает. Я лишь высказываю свое право
на реальность, на то, что я не менее реален, чем вы.
- Значит, вы не смогли пройти тест Тьюринга?
- Я и не должен проходить тест Тьюринга. И не стал бы его проходить.
Тест Тьюринга!.. Да что он доказывает? Давайте я вам опишу его. Классический
антураж: две запертые комнаты и "маленький гений" со старомодным
компьютерным монитором в центре. Посадим вас в одну комнату, а Сатнама из
Отдела по связям с общественностью - в другую. Думаю, именно он организовал
нынешнюю прогулку - с девушками работает, как правило, он. Надо сказать, что
Сатнам большой пижон... "Компьютерный гений" у монитора задает вопросы, вы
набираете ответы. Стандартная процедура. Задача Сатнама - убедить "гения" в
том, что он женщина. Он может лгать, изворачиваться, говорить что угодно,
лишь бы заставить поверить в эту явную ложь. Думаю, вы прекрасно понимаете,
что ему не составит большого труда добиться успеха. Но неужели тот факт, что
Сатнам убедит компьютер, что он женщина, на самом деле сделает Сатнама
женщиной? Не думаю. По крайней мере Сатнам уверен в обратном. Чем в таком
случае попытка компьютера выдать себя за сознательное существо отличается от
только что описанной мной ситуации? Может ли имитация, модель явления,
рассматриваться как само это явление, или же в разуме присутствует нечто
настолько уникальное, что делает его единственным в своем роде явлением,
которое невозможно подделать? Что все подобные эксперименты доказывают?
Только нечто относительно природы самого теста Тьюринга как теста и кое-что
относительно опасности полагаться на тот минимум информации, которым может
воспользоваться любой сарисин, достаточно сообразительный, чтобы пройти тест
Тьюринга... Сарисин, который, с другой стороны, достаточно сообразителен для
того, чтобы названный тест провалить.
Наджья Аскарзада воздевает руки, изобразив притворную беспомощность и
полную покорность неопровержимым доводам Лала.
- Должен сказать, что кое-что в вас мне очень нравится, - говорит Лал
Дарфан. - Например, вы не потратили целый час на глупые вопросы о Веде
Прекаше, словно он и является истинной звездой. Однако это напомнило мне о
том, что я уже должен начинать гримироваться...
- О, простите! Спасибо!.. - восклицает Наджья, пытаясь изобразить
словоохотливую разбитную девицу, которую, к ее великому сожалению, прервали
на полуслове.
На самом деле она рада, что ей наконец-то удалось выбраться из
умственного пространства этого педантичного создания.
То, что, по ее планам, должно было получиться легким, поверхностным,
ненавязчивым и слегка китчевым, превратилось в некий вариант
экзистенциальной феноменологии с привкусом постмодернистского ретро. Наджья
без всякого восторга думает о том, что скажет ее редактор, не говоря уже о
пассажирах трансамериканского экспресса Чикаго - Цинциннати, достающих свои
"инфлайты" из кармашков на сиденьях.
Лал Дарфан блаженно улыбается, а его кабинет начинает растворяться.
Наконец остается только улыбка в стиле Льюиса Кэрролла, но и она постепенно
исчезает в гималайском небе, да и само гималайское небо сворачивается и
ускользает куда-то в самые дальние уголки сознания Наджьи. И вот она снова
сидит, окруженная системой средств визуализации, на вращающемся кресле с