"Йен Макдональд. Камень, ножницы, бумага (альтернативная фантастика) " - читать интересную книгу автора

- Мои продукты?
- Мои. Ешь мою еду, будь мной. У тебя есть имя?
- Этан Ринг.
- О, классическое имя! Я так и знала, что не ошиблась в тебе.
Сейчас, с точки зрения блестящей пылинки, прилепившейся к склону горы в
Сикоку, я в состоянии ответить ей, что она все-таки ошиблась, совершила
крохотную ошибку, не учтя особенности характера; и она, эта самая ошибка,
медленно и постепенно разрушает целые жизни.
Сокрушительная зависимость от начальных условий. Одно слово, один шаг
могут изменить мир. Кажется, это называют теорией хаоса.
С точки зрения пилигрима, эта горная страна выглядит очень заманчиво.
Спуск от храмов на вершинах по крутой тропе хенро захватывает дух; сам себе
кажешься веселым и бесшабашным. В горах ощущаешь величие здешних сил. Синто
населяет горные пики духами предков и ками, но обитает в долинах. Буддизм же
поместил свои храмы на самые вершины и открыл божественное пространство
людям долин. В легендах, связанных с вершинами Сикоку, кроется объяснение
роли духа высокогорья в психике японцев.
За столетия до Кобо Дайцы буддийский миссионер раннего периода Эн-Аскет
упрятал под камень на вершине горы, где сейчас стоит Двенадцатый храм,
огнедышащего дракона, который терроризировал живущих в долине крестьян и
уничтожал их хозяйства. Как раз к этому храму мы сейчас направляемся сквозь
лесные заросли и выгоревшие поляны. Вдохновленный Буддой, мальчик Дайцы
поднялся на самый пик горы над долиной, где он родился - часовня Семьдесят
Пятого храма построена в честь этого события и на том самом месте, - и
бросился с вершины с криком: "О, Будда! Если мне суждено стать спасителем
человечества, то спаси меня! А если нет, то
дай умереть!" Естественно, Будда выбрал милосердие. Что касается меня,
то самой выразительной легендой горного буддизма я считаю историю про Эмона
Сабуро, богатого и скверного землевладельца из префектуры Эгиме (кстати,
человека равнины, абсолютно неодухотворенного). Он нагадил в чашу для
подаяния странствующего монаха - на самом деле в этот образ воплотился
Дайцы. За это его ожидала прижизненная кара - он потерял семью, друзей и все
состояние в одну ночь. Охваченный муками совести, он раздал земли
арендаторам и отправился вслед за Дайцы в надежде вымолить прощение. Но как
бы быстро он ни двигался, ему никогда не удавалось нагнать святого. Через
четыре года, сделав двадцать полных кругов, он вдруг подумал, что сможет
скорее встретить Дайцы, если пойдет в обратном направлении, тогда он
попадется ему навстречу. На двадцать первом паломничестве вокруг Сикоку он,
полумертвый от истощения и холода, добрался до вершины горы. Дайцы явился
ему и отпустил грехи. Умирая, Эмон Сабуро попросил возможности возродиться в
образе правителя своей родной провинции (в то время она называлась Айио, а
сейчас известна как Эхиме), чтобы совершить великие добрые дела в возмещение
зла, которое он натворил в этой жизни. Дайцы подобрал маленький камешек,
написал на нем имя Сабуро и сунул тому в кулак. Эмон Сабуро умер, Дайцы
похоронил его, а свой дорожный посох превратил в кедр.
Как в любой хорошей истории, здесь есть неожиданный поворот. В конце
следующего лета жена правителя Айио родила сына. Прекрасного, здорового,
чудесного мальчика, но с одним недостатком: кулачок его левой ручки был
сильно сжат и никак не раскрывался. Призвали главного жреца Сингона, он
молился над мальчиком, призывая дух Дайцы. Наконец кулачок стал медленно