"Дунайские ночи" - читать интересную книгу автора (Авдеенко Александр Остапович)

В ВАШИНГТОНЕ

Во многих уголках земного шара установлены совершенные приборы, предсказывающие погоду, регистрирующие землетрясения, взрывы атомных и водородных бомб, предостерегающие людей от грозящих им бедствий - циклонов, тайфунов. В Европе, Америке, на Дальнем Востоке, в Африке, Австралии, Индии выходят многие тысячи книг, журналов, газет, претендующих быть зеркалом вчерашнего, сегодняшнего и завтрашнего дней. И все же ни одно волшебное зеркало, ни один мудрейший прибор в летнюю ночь 1956 года не зарегистрировал ничего такого, что угрожало бы человечеству. Ни один газетный и политический пророк, знахарь или ученый не предсказал людям, что через несколько недель, в октябре, они подвергнутся величайшему испытанию. В эту ночь с закрытого военного аэродрома Южной Германии стартовал трансконтинентальный самолет с опознавательными знаками военно-воздушных сил США и ранним американским вечером достиг побережья Нового Света.

На борту «летающей крепости» находился со своей немногочисленной свитой весьма важный пассажир, настоящее имя и род занятий которого не были известны командиру корабля. По его облику нельзя было предположить, что он имеет какое-либо отношение к американским военным.

Он был в штатском: серый фланелевый костюм, белая рубашка с темным галстуком, черные ботинки на мягкой подошве, темно-серая шляпа и просторный дорожный макинтош.

На аэродром в Берхесгадене он прибыл в черном бронированном, наглухо зашторенном «кадиллаке». Вплотную подъехал к трату самолета и, не выходя из машины, выждал, пока будут сделаны последние приготовления к полету. Поднялся в самолет, когда уже были запущены и прогреты моторы, убраны из-под колес тормозные колодки.

Он занял просторный салон в центральной части «летающей крепости». К его услугам были два кресла, стол, диван, холодильник с напитками.

Было здесь, в салоне, и то, что обеспечивало полную безопасность высокой персоны даже в случае авиационной катастрофы: самый новейший автоматический парашют, аварийный сигнальный фонарик и, наконец, вырезанный из бычьего рога свисток, с помощью которого, в случае вынужденного купания в океане, можно отогнать чересчур любопытных акул.

Телохранители высокой персоны расположились в глубине самолета, в его хвостовой части. Герметическая прозрачная перегородка не позволяла им, обыкновенным смертным, дышать тем же воздухом, который вдыхал их шеф.

В течение всего полета над Европой и Атлантическим океаном он ел, пил свой коньяк, дремал, ощупывал тугую упаковку парашюта, читал, что-то записывал в толстую тетрадь в кожаном переплете, скучающе включал и выключал сигнальный фонарик, то и дело поглядывая на часы, вертел огромный глобус, стоящий перед ним на особом столике, задумчиво сосал роговой аварийный свисток и не удостаивал свою бдящую свиту ни единым словом и взглядом. Одиночество, отрешенность от людей, от их мелких дел он считал естественным состоянием для себя, высокой особы, которой доверены многие тайны современной политической жизни.

Он не покинул своего салона ни в Исландии, где самолет сделал кратковременную остановку для заправки горючим, ни в Канаде.

Это был генерал Артур Крапс, начальник европейского разведывательного центра, главного филиала американской шпионской службы. Своим ближайшим сотрудникам он был известен под кличкой «Бизон». В высших сферах США, в государственном департаменте, Пентагоне, канцелярии Белого дома его чаще всего называли Артуром.

Как он ни засекречивал свою персону и деятельность, все-таки о нем проведали пронырливые репортеры нью-йоркских газет, готовые продать родную мать за сногсшибательную новость. Во время беспорядков в Берлине они кое-что сообщили о Крапсе американским читателям. Правда, эти сообщения содержали лишь крупицу истины и не причинили никакого вреда «Бизону». Даже королям новостей не удалось установить ни настоящего имени, ни клички творца и руководителя берлинских событий. В своих заметках они называли его «человеком без лица», сочиняли о нем всякие небылицы, строили разного рода догадки. Лишь однажды почти вплотную приблизились к истине, поведав читателям о том, что беспорядками в восточном Берлине в июне 1953 года руководил «человек без лица», находившийся вместе со своим штабом в западном Берлине.

Артур Крапс немедленно принял меры, чтобы это сообщение толковалось с выгодой для его ведомства. В то время реакционные газеты были заполнены хроникой «берлинского бунта», так много обещавшего сильным мира сего, но, увы, не оправдавшего их надежд. На первой странице одной из газет, выходящей тиражом в пять миллионов, была напечатана статья собственного берлинского корреспондента, «проливавшая луч света» на жизнь таинственного «человека без лица». Оказывается, он был давним, заслуженным «лидером народов, борющихся за свободу. Имя свое он скрывал по причинам вполне понятным: на территории, контролируемой коммунистами, где-то в треугольнике Варшава - Прага - Будапешт, у него осталась семья: жена, дети, престарелая мать».

Этот же «человек без лица», или «летучий рыцарь свободы», как еще называли его американские газеты, будто бы появился и в Познани, когда там начались пожары, погромы и убийства.

Но на этот раз репортеры ошиблись. «Бизон» не был в Познани. Туда в свое время, и в достаточном количестве, были заброшены «люди закона Лоджа».

Командир корабля сдержанным, в высшей степени почтительным голосом сообщил Крапсу, что самолет приближается к Нью-Йорку. Он не ожидал услышать в ответ от высокого пассажира даже «о'кэй». Всю дорогу он докладывал ему, над какими пунктами земного шара проходит «летающая крепость», и всякий раз - как истукану. Но на этот раз пассажир нарушил длительное молчание. Он соизволил взять телефонную трубку и тихо, приглушенно, голосом человека, страдающего астмой, попросил пилота сделать три круга над Нью-Йорком.

- О'кэй, сэр! - откликнулся пилот. - Я немедленно потребую разрешения покружить над Нью-Йорком.

- Я всего-навсего прошу, майор…

- Слушаюсь, сэр.

Артур Крапс выключил свет в салоне, прильнул к иллюминатору.

Из глубин океана, из недр начинающейся американской ночи возникла бывшая вотчина герцога Йоркского, щедрый трофейный подарок английского короля Карла II, разбившего войска Голландии на американской земле.

«Как ты вырос с тех пор, Нью-Йорк! - думал Крапс. - Неоглядный. Сияющий. Чудо двадцатого века. Город городов. Ворота в Новый Свет. Вечный памятник энергии, неукротимой деловитости и мудрой смелости».

Артур Крапс, генерал, миллионер, командующий тайной армией, многое из того, что когда-то любил, предал забвению. И только Нью-Йорк, приют своего голодного и холодного детства, любил по-прежнему.

Нью-Йорк был источником благополучия Крапса. Как же мог он не любить этот город, как мог сдержать улыбку радости, когда Нью-Йорк предстал перед ним во всем блеске. После долгой разлуки с этим обетованным уголком американской земли Крапс острее почувствовал, как он ему дорог.

«Ах, Америка! Видя тебя каждый день, перестаешь замечать твое величие».

Первым в поле зрения Крапса вторгся остров Джон Бич: гигантский, с привозным песком пляж внутри подковообразной лагуны, плавучая, заякоренная сцена, амфитеатр на восемь тысяч мест, громадный парк, раскинувшийся на площади в тысячу гектаров. В сооружении этого чуда, воздвигнутого на пустыре, принимала участие одна из фирм, контролируемая капиталом Крапса, и потому он взглянул на остров, как на свою мамку-кормилицу, и тепло, благодарно подмигнул ему.

- Разрешение получено, сэр! - сообщил пилот.

Крапс не отрывался от иллюминатора.

«Летающая крепость», приглушив моторы, шла вдоль побережья. Нью-Йорк открывал «Бизону» свой океанский фасад: у самой кромки воды чернел молодой парк Баттерн, а за ним, на холмах поднимался утесистый, башенный, сверкающий, как тибетские ледники, остров Манхэттен, тот самый, который в 1626 году получил в обмен на дешевые побрякушки в свою собственность Питнер Минюйт, один из первых американцев.

Вспомнив об этом, Крапс усмехнулся. Всего двадцать четыре доллара стоил когда-то Манхэттен. А теперь ему цена - десятки и десятки миллиардов долларов. Европу, пожалуй, можно обменять на этот крошечный островок, окруженный бесчисленными пристанями (девятьсот километров причальных линий), соединенный с материком мостами, каждый из которых способен потрясти европейца, привыкшего к микроскопическим масштабам. Спаренные мосты… Комбинация мостов… «Триборо бридж» - гигантская вилка, соединяющая между собой три района. Ажурный, на четыре железнодорожные колеи мост Хелл-Гейт… Бруклинский мост, «восьмое чудо мира». Мост Джорджа Вашингтона - без промежуточных висящих опор, на крученых канатах, на которые истрачено сто семьдесят одна тысяча километров стальной проволоки. Бетонная река над обыкновенной рекой. В восемь рядов мчатся по ней машины. И здесь в тридцатые годы потрудился доллар «Бизона», оброс центами, удвоился, утроился.

Промелькнули устье Гудзона и клочок суши, островок Бедло. Отсюда, сверху, даже гигантская, высотою в девяносто два метра бронзовая француженка с факелом в руках. Статуя Свободы показалась игрушечной.

Сейчас же вслед за Бедло показался и другой остров - Эллис с его концлагерем.

«Летающая крепость» сделала плавный разворот, пошла на город, в лоб.

Реки Ист-Ривер, Гудзон, набережные, нагромождение небоскребов и среди них геркулесов столб, стодвухэтажный Эмпайр-Стэйт билдинг, увенчанный шпилем, телевизионной башней, тремя красными, вращающимися огнями - маяками. Протянулись с юга на север, строго прямые, как бы вырубленные в дремучей гуще домов, бесконечно длинные авеню. Их пересекают с востока на запад стриты. И только неугасимо сияющий огнями Бродвей прорезал Манхэттен по диагонали.

На дне глубокого ущелья, на Уолл-стрит, торчит скромный шпиль скромной церкви Святой Троицы. А дальше - небоскребы, небоскребы. Семьдесят семь этажей Крейслер билдинг. Тысячи окон Рокфеллеровского центра. Неуклюжая кирпичная пирамида Тюдор-Сити. Недоросль-небоскреб ООН (всего тридцать девять этажей), погруженный в темноту, отражающий в своем мраморе и стекле чужие огни.

И наконец, Центральный вокзал, а напротив - особо памятный для Крапса отель. Даже запах его коридоров и номеров помнит Артур. Много лет назад он служил под его крышей такси-боем, мальчиком на побегушках, получал на чай жалкие центы. Не думал он в то время, не гадал, кем ему суждено стать в пятьдесят пять, сколько у него будет долларов.

Возникли и пропали площадь Вашингтона и прилегающие к ней улицы.

Гигантский человечище, сделанный из фанеры, удобно устроившись на карнизе одного из домов-утесов, дымил сигаретой, величиной с оглоблю. Огненные буквы вспыхивали и гасли над ним: «Я курю только сигареты «Кемел».

Рекламный водопад «кока-кола» низвергался с небесной высоты на Нью-Йорк. Перемигивались зазывными опознавательными сигналами рестораны, спек-бары, кафе-тоны дракс [2].

Море огней осталось позади, и «летающая крепость» попала в затененную полосу города. Ни одного небоскреба. Приземистые дома. Это Гарлем, черная окраина Нью-Йорка, район негров. А вот и Бауэри. Здесь обитают не негры, а чистокровные американцы и русские, итальянцы и французы, греки и испанцы, голодные и оборванные. «Всякой твари по паре, - думает «Бизон». - Не умеют жить, нет истинно американской хватки. Счастье - это деньги. Деньги - это железные мускулы, глаза орла, хитрость лисы, собачий нюх».

- Сэр, какие будут приказания? - послышался голос пилота. - Еще круг сделать или можно ложиться на курс?

- На курс!

И снова безбрежный океан ночи раскинулся внизу. «Летающая крепость» набрала высоту, в полную силу моторов устремилась к столице, ни на одно мгновение не теряя из виду млечный путь наземной трассы аэролиния Нью-Йорк - Вашингтон. «И это Америка!… - улыбнулся Крапс. - Во всем мире электрический голод, а мы, американцы, позволяем себе прокладывать на земле огненный курс самолетов. Роскошь? Нет, это американский размах, американский стиль, американская щедрость».

Еще сто двадцать пять лет назад лучшие умы человечества восхищались американским образом жизни, противопоставляли его образу жизни Англии, Франция и особенно России. А ведь Россия тогда сияла и гремела. Тут сладостные, убаюкивающие размышления Артура Крапса были прерваны. Он вдруг услышал странно непочтительный голос:

- Сэр, внимание!

Крапс вздрогнул, и его рука невольно схватила аварийный противоакульный свисток.

- Сэр, не суетитесь! Я не боюсь этой штуковины.

Нет, это не голос пилота, не голос начальника охраны. Незнакомый. Чужой. И звучал он не в телефонной трубке, а здесь же, в глухом салоне, где Крапс был один, где не могло быть посторонних. Властный, вызывающе-независимый голос.

- Где вы? Кто вы? - спросил «Бизон».

- Для меня не существует ни замков, ни охраны, ни смерти, ни тайн.

«Бизон» набрал полную грудь воздуха, изо всей силы дунул в аварийный свисток. Но выдул лишь слабый стон. Столь беспомощным он бывал только во сне.

Послышался чей-то сдержанный веселый смех.

- Сэр, вас вооружили против акул, а я человек.

- Как вы сюда попали? Где же вы? - испуганно озираясь, спросил «Бизон».

В салоне ни единой души. В глубине самолета, в хвостовой его части, развалились в удобных креслах здоровенные, вооруженные до зубов телохранители. Стоит им дать сигнал, кивнуть, подмигнуть… «Бизон» раскрыл рот, чтобы закричать, но только судорожно зевнул. Что за чертовщина!

- Сэр, и это зря, - проговорил человек. - Ваши телохранители крепко спят. И вы спите. И потому бессильны.

- Что вам нужно? - прохрипел «Бизон».

- Сэр, я хочу поговорить с вами. О чем? Я подслушал ваши истинно американские мысли. Вы побледнели? У вас усиленное сердцебиение? Успокойтесь! Ваш портфель, набитый секретными документами, в безопасности. И вашей драгоценной оболочке ничто не угрожает. Видите, в моих руках нет ни дубины, ни кольта, ни ампулы с ядом, ни атомного пистолета. Я вооружен только правдой. Итак, я подслушал ваши ночные мысли и хочу с вами поспорить.

- Поспорить? Любопытно! Что ж, не возражаю. Со мной уже давно никто не спорит. Все почему-то сразу соглашаются со всем, что я говорю, даже если это явная глупость. Ну, так о чем же мы будем спорить?

- Поспорим об Америке и американцах, - сказал невидимка.

- С удовольствием! На этом поприще я никогда не был побежденным. Откуда вы? Кто? Разумеется, не американец, раз не соглашаетесь с моими мыслями. Конечно русский! А может быть, привидение? - Крапс уже до того освоился с необыкновенным своим положением, что позволил себе эту шутку.

- Не привидение. И не русский. Родился в Америке. Чистокровный американец на все сто процентов. Вырос на американской земле. И все же не такой американец, как вы, Артур Крапс. Сэр, я безыменный американец, один из тех, кого любят называть простым парнем, прямым наследником Джорджа Вашингтона и Авраама Линкольна. Вы, кажется, обрадовались? Еще бы! Сильные мира сего любят иметь дело с простыми парнями: они такие покорные солдаты, такие покладистые рабочие, так высоко чтят доллар, звездный флаг, Белый дом, Статую Свободы, так преданы американскому образу жизни!… И я долго был таким. Был!… До тех пор пока не вооружился правдой истории. Итак, я простой американский парень, знающий историю Америки… Вас это не пугает? Ах, вы тоже знаете историю и готовы скрестить со мной оружие? Согласен! Скажите, сэр, на каком основании, во имя чего Соединенные Штаты Америки тратят львиную долю своего бюджета на военные расходы?

«Бизон» усмехнулся. До чего же неуклюже размахнулся противник, чтобы нанести свой первый удар.

- Мы тратим миллиарды.долларов во имя исполнения программы взаимного обеспечения безопасности.

- Взаимное обеспечение безопасности?! Не понимаю. Словесный туман. Тарабарщина. Шаманское заклинание. О какой опасности идет речь? Кто и откуда угрожает Штатам? Кого мы обеспечиваем? Просят нас, об этом или мы навязываем с «позиции силы» это обеспечение? И кому по плечу обеспечить такую страну, как наша? «Взаимное обеспечение!…» Смешно.

- Вы слишком много задали вопросов, простой парень Америки. Кем и чем продиктованы они?

- Нет, сэр! Это всего лишь один вопрос. И продиктован он любовью к Америке и всему миру. Я не понимаю, что такое «взаимное обеспечение безопасности». Не понимают этого и миллионы американцев. Днем и ночью по радио и телевидению, в кино и газетах трубят об этом, а мы все равно ничего не понимаем.

Крапс сокрушенно покачал головой, тяжко вздохнул.

- И мне и моему правительству известно ваше тугодумство. К сожалению, большинство американцев не принимает близко к сердцу нашу программу. Это величайший недостаток американского народа. Равнодушие к судьбам своей родины. Тупое безразличие. Халатность. Психология страуса. И даже, если хотите, утрата американского духа. Рядовой американец не так щедро, как нам хотелось бы, расплачивается за программу взаимного обеспечения безопасности. И потому президенту и его министрам часто приходится выступать публично, чтобы поднять акции нашей программы.

- Увы, это, кажется, мало помогает. Нет охотников платить доверием за ваш панический страх перед коммунизмом.

- Но мы себя утешаем тем, что великое не сразу воспринимается малым. Даже Иисуса Христа, сына божьего, люди не сразу поняли. Но мы твердо уверены, что Богу угодно выполнение нашей программы. С нами бог!

- Интересно, а был Он с вами, когда вы бросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки?

- Простите, мы уклонились. Вернемся к рядовому американцу. Да, Он нас пока не до конца понимает. Данное обстоятельство нас нисколько не смущает. Государственные деятели Америки обладают терпением, долбящим гранитный камень. Рано или поздно мы добьемся своего. Мы уже и теперь немалого добились. Сейчас наша страна расходует десятки миллиардов долларов в год для сохранения ее позиций и безопасности в мире. Из наших миллиардов воздвигнута плотина на пути коммунистического потока. Ареной коммунистической агрессии является весь мир. Но усилия коммунистической диктатуры направлены прежде всего в сторону самых слабых стран, самых беззащитных. Вспомните свободную, но слабую Корею. Вспомните бедный Вьетнам, разделенный на северную и южную части.

- Помню, сэр, помню! Я внимательно читал это выступление Эйзенхауэра и слежу за развитием вашей мысли. Продолжайте.

- Благодарю. - Крапс улыбнулся, кивнул собеседнику. - «Факт, который мы игнорируем с опасностью для себя, заключается в том, что, если агрессия или подрывная деятельность против более слабых свободных стран увенчается рядом последовательных побед, коммунизм захватит шаг за шагом некогда свободные районы. Опасность будет становиться все более угрожающей даже для самых сильных. Свобода поистине неделима. И потому что она неделима, мы посылаем своих парней, и миллиарды долларов, и управляемые снаряды, и атомные пушки в Турцию и Пакистан, в Италию и Западную Германию, в Англию и Вьетнам».

- Скажите, сэр, а на каком основании Штаты перенесли двенадцатимиллионный Вьетнам на остров Манхэттен? Разве конгресс и сенат спрашивали на это согласие Вьетнама?

- Нет, разумеется, но… Высокий моральный авторитет Штатов, наш золотой запас, материальные ценности, накопленные нами, и, наконец, наша военная сила дают нам законное право…

- Вот, вот! Сила, прежде всего сила, а не моральное право. Соединенные Штаты Америки не имеют никакого морального права выступать в роли поборника свободы. Это оскорбление и свободы и истории. Да, да! Статуя Свободы, воздвигнутая перед Нью-Йорком, - величайший подлог, лицемерие, фальш, маска, прикрывающая американскую правду, кровь и рабство, варварскую жестокость, человеконенавистничество, прямой бандитизм, пиратство, колониализм в его чистом виде. Вы, сэр, гордитесь тем, что ваш прапрадед в числе первых англосаксов прибыл к берегам Америки на «Майф-лауэре», что он заложил первый камень в здание, именуемое США.

Но ведь вы и ваше «просвещение» изо всех сил стараетесь скрыть и от школьников, и от студентов, и от всех американцев, что первопроходчики Америки были всего-навсего коммивояжерами нарождающегося капитализма. Легенда утверждает, что королева Изабелла для того, чтобы снарядить в экспедицию корабли Колумба, заложила фамильные драгоценности. Чепуха! Корабли Колумба принадлежали палосским купцам. Они же, палосские купцы, снабдили Колумба деньгами и продуктами. Почему они это сделали? Чуяли запах индийского золота. Купец не потратит ни гроша, если не надеется получить на него сто или хотя бы десять. Христофор Колумб соблазнял правителей Венеции, Генуи, Флоренции золотыми миражами, жемчугами Эльдорадо, «семью городами Сиболы». У тех глаза, конечно, разгорелись, но мошна была тонка. Тогда Колумб стал соблазнять теми же золотыми миражами английского короля Генриха Седьмого. Но и он не раскошелился - Англия была разорена тридцатилетней Войной Алой и Белой розы. Португальский король Иоанн Второй кое-что пообещал сладкоречивому генуэзцу, но надул его, тайно отправив в страну золотых чудес собственную экспедицию. Раскошелились перед Колумбом только богатые испанские купцы, искавшие приложения своих капиталов. Сэр, внимание… И, знаете, какие речи в то время произносились в Испании, во дворце Фердинанда и Изабеллы, в домах купцов? Они звучали почти так же высокопарно, как ваша ода в честь Южного Вьетнама. Во имя процветания великой, свободной Испании - вперед, Колумб, в сказочное Эльдорадо!… Во имя святого папы, наместника Бога на земле, - руби и коли, сжигай и убивай, крести, обращай в истинную веру варваров!… Во Имя свободы убивать и грабить, во имя безопасности золотого дуката наместник Бога на земле папа Александр Шестой разделил своим указом Новый Свет между Испанией и Португалией. А некоторое время спустя к берегам Америки ринулся капитал Англии, Франции, Голландии. Объединенные крестом и мечом конкистадоры свирепствовали в Новом Свете. Грабили, жгли, убивали, обогащались, прославляли цивилизацию, трубили о процветании. Открыв Новый Свет для дуката и франка, пезеты и фунта стерлингов, для учения Христова, для «просвещенной» Европы, они закрыли Америку для истинных американцев. Еще до рождения Колумба в Америке жили индейцы от Аляски до мыса Горн. Их было много - это доказано наукой - десятки миллионов.

У индейцев были великолепно возделанные пашни, просторные жилища, изумительные дороги, не хуже дорог Древнего Рима. Было высокое чувство чести, человеческого достоинства. Им неведомы были нищета, болезни просвещенных европейцев, скотское отношение к женщинам. Они не обрекали стариков на голодную смерть и одиночество, а детей - на жестокую эксплуатацию. Они поклонялись солнцу и луне, любили красоту: Еще и поныне мир изумляют их художественные произведения. Это о них, о своих современниках, истинных хозяевах Америки, Христофор Колумб писал впоследствии: «Когда мы у них чего-нибудь просим, они не отказывают нам ни в чем, наоборот, они сами делятся своим достоянием со всяким и проявляют к нам такую любовь, словно готовы отдать и свои сердца». И этим людям, взамен их сердец, вы дали неизвестные им ранее болезни: желтую лихорадку, малярию, бубонную чуму, холеру, оспу, коклюш, туберкулез, сифилис, алкоголь, кривду, лицемерие, коварство, человеконенавистничество. Но и это не все. С красивым, здоровым, молодым народом Америки древняя просвещенная Европа разговаривала языком разбойников с большой дороги. Испанский король Фердинанд откровенно сформулировал в своем «Предписании» то, что теперь маскируют натовскими и сеатовскими фразами: «Свобода человеческой личности, взаимная безопасность»… Такова была утренняя заря капиталистической эры производства.

- И все-таки - не ночь, не мрак, а утренняя заря!… - «Бизон» щелкнул пальцами, засмеялся так весело, что на мгновение заглушил гул четырех моторов «летающей крепости».

Простой парень подождал и, когда «первый американец» перестал смеяться, сказал:

- Кровавое зарево этой утренней зари на протяжении веков не потухает над Америкой, и особенно над заповедным полем охоты на чернокожих. Корни американского благополучия уходят глубоко в почву африканского континента. Негры, их кровь, их пот, их кости - вот пьедестал Статуи Свободы, фундамент Нью-Йорка, Чикаго и Белого дома. Оглянитесь на свое прошлое, сэр! Сотни европейских компаний, с ведома и благословения правительств и церкви и вашей философии, торговали неграми Африки. Тысячи специальных кораблей, управляемых капитанами-пиратами, курсировали между Черным континентом и Новым Светом, доставляли дешевую рабочую силу - рабов, которых вы называли «черной слоновой костью». Англичане разбогатели прежде всего на доставке рабов в Америку. Плохо было рабам на всем американском материке. Но особенно тяжкой была доля тех, кто жил на территории Соединенных Штатов. Каждый белый американец имел право своим судом судить черного американца. Каждый белый имел право казнить черного. Таковы корни вашей программы «взаимного обеспечения безопасности». Взаимная выручка грабителей и убийц. Кровавый и грязный американский доллар омолаживает английский фунт, пораженный старческим недугом, проклятый поколениями колониальных рабов. Униженный, тоскующий о былом величии французский франк, франк Шарля де Голля, спешит в объятия реваншистской аденауэровской марке. Деньга деньгу спасает. Владельцы когда-то баснословно прибыльных заводов и шахт на юге России «Унион», «ЮЗ», «Ла берт», «Борос», «Провиданс», изгнанные в октябре тысяча девятьсот семнадцатого года с русской земли, спешат на помощь владельцам акций Суэцкой компании, угрожают Египту истребительной войной.

«Первый американец» демонстративно зевал, жмурился, жевал резинку, смотрел в окно.

- Вам скучно, сэр? Сочувствую! Что ж, я сейчас вас развлеку. Скажите, зачем вас вызвали в Вашингтон?

- Ну, знаете…

- Понимаю! Великая тайна. Но я, между прочим, проведал о ней. В Вашингтоне будет обсуждаться операция под кодированным названием «Проблема номер один».

- С нами Бог! - воскликнул «Бизон» и обеими руками схватился за портфель. - Не может быть! Операция «Проблема номер один» глубоко зашифрована, охраняется всеми видами секретной службы США.

- И все-таки… Ваш так называемый Комитет политического планирования, комитет сильных мира сего, мозговой трест мудрецов, оракулов двадцатого века, выработал на тысяча девятьсот пятьдесят шестой год «Проблему номер один». Каково ее содержание? Кратко говоря, это ряд контрмер, направленных против решений и духа двадцатого съезда Коммунистической партии Советского Союза.

- О!… - простонал «первый американец».

- «Проблема номер один» - это попытка подорвать доброе влияние, которое оказано на людей всего мира Двадцатым съездом. «Проблема номер один» - это тайный плацдарм горячей войны, созданный вами по поручению Вашингтона на берегах Дуная, в Венгрии.

- Тише, умоляю!… - зашептал «Бизон». - Меня посадят на электрический стул, если станет известно, что эта тайна перестала быть тайной.

- Вы послали в Вашингтон специальный доклад о том, как вы намерены претворить в жизнь «Проблему номер один». Вы уже сконцентрировали свою тайную армию на исходных позициях. Вы собираетесь нанести удар по самому слабому, как вам кажется, звену коммунистической цепи. Вы надеетесь, что удар будет такой силы, что коммунистический мир затрещит по швам. Вы все рассчитали, сэр. Все, кроме одного…

- Чего? Чего я не предусмотрел? Говорите!

- Коммунистическая цепь находится под током высокого напряжения. Прикоснитесь к ней - и вы превратитесь в уголь. Осторожно, сэр!

И после этих слов простой парень Америки, такой серьезный, строгий, рассмеялся.

Так, со смехом, и растаял, исчез, оставив своего собеседника в одиночестве.

Оставшись один, «первый американец» открыл глаза, встряхнул головой, отрезвел, снова стал Артуром Крапсом, «Бизоном» и понял, что пребывал в кошмарной власти сна.

Сон, только сон!… Слава богу.

- Вашингтон, - возвестил пилот.

Самолет приземлился на бетонной крестовине. Но к аэровокзалу не пошел, свернул на боковую дорогу, за линию посадочных огней, заскрипел тормозными колодками. И в тот же момент из темноты вынырнул приземистый, тяжелый «паккард» и остановился в двух шагах от «летающей крепости».

По ступенькам корабельного трапа Артур Крапс сошел на травяное росистое поле аэродрома. Человек в штатском выскочил из стоявшего тут же «паккарда», распахнул дверцу. «Бизон» опустился на заднее сиденье, положил портфель на колени. Человек сел впереди, рядом с шофером. Обернувшись, тихо сказал:

- Сэр, вас ждут. Вы готовы?

«Бизона» слегка подташнивало, барабанные перепонки все еще ощущали тупое давление высоты, еще свеж был кошмарный сон, но он бодро ответил:

- Готов.

- Превосходно. Поехали!

К счастью, по дороге от аэропорта к Вашингтону морская болезнь почти прошла, и Артур Крапс повеселел. Повеселел настолько, что стал самим собой. Глядя из окна машины на вашингтонские улицы, на тротуары, заполненные потоками безликих, никуда не торопящихся людей, наслаждающихся ночной прохладой, он усмехнулся. «Когда-то и я был таким неприметным, ничтожным, тротуарным пешеходом. И был бы и поныне, если бы не счастливый случай, давший мне возможность показать, какова моя истинная цена. Боже мой, как это ужасно - быть жалким винтиком, песчинкой в неоглядной пустыне. Слепой, глухой, ничего не решаешь. Знаешь только то, что печатают газеты. Делаешь только то, что приказывает твой шеф…»

«Бизон» передернул толстыми плечами, засмеялся. Сопровождавший его человек вопросительно взглянул на генерала, но не удостоился ответа.

Шеф всей американской разведки Аллен Даллес ожидал Артура Крапса не один. Рядом с ним, за длинным зеркально-темным столом, подчеркнуто строгим, совсем пустым, даже без пепельницы и сифона с содовой, сидели еще три самых влиятельных человека США - Джон Фостер Даллес, Чарльз Вильсон и мистер Ге. Позади них, в углу не очень просторного кабинета покоилось огромное полотнище звездного флага, туго навернутое на древко и перехваченное тесемками. В простенках между окнами - скромные портреты Вашингтона, Линкольна. Простые стулья вдоль дубовых панелей. В окна виден купол Капитолия.

Артур Крапс сам был миллионером и важной персоной. Но как он мал по сравнению с этими китами! Каждый из них стоит миллиарды долларов.

Мистер Ге - высокий, сухой, сутулый. В кулуарах Белого дома его называют «Летучий голландец». Он по нескольку раз в году появляется в Париже, Лондоне, Риме, Анкаре, Токио, Карачи, Бонне. И всюду почтительно замирают перед ним императоры, короли, премьеры. А как же! Специальный помощник президента США. Глава Управления экономического сотрудничества с Европой. Глава Управления взаимного обеспечения безопасности. Душа и мозг, мотор и главная рабочая рука крупнейшего в Америке, и стало быть в мире, банкирского дома. Наследник и полновластный председатель правления железнодорожной компании. Член правления еще пяти других компаний. Владелец львиной доли акций медной корпорации «Анаконда». Выжимает долларовый сок из прибылей многих авиационных, судостроительных, пароходных компаний. Держит в своих руках тысячи рычагов американской экономики. Будучи делегатом на Потсдамской конференции, проявил величайшую дальновидность, которой гордится теперь по праву: беседуя с Форрестолом, тогдашним военным министром, сокрушался, что Гитлер проиграл войну, что открыл коммунизму ворота в Восточную Европу, в Азию.

Справа от мистера Ге - главный пожиратель долларов Чарльз Вильсон - министр обороны. Его ведомство тратит на вооружение ежегодно 50 миллиардов долларов, 63 процента расходной части бюджета. Независимо от того, кто будет президентом, демократ или республиканец, Чарльз Вильсон останется гласным или негласным хозяином Пентагона, ибо он президент могущественнейшей военно-промышленной корпорации «Дженерал моторс».

Рядом с Вильсоном - грузный человек в черном пиджаке, в белоснежной рубашке, повязанный черным галстуком - Джон Фостер Даллес. Его лицо, лицо пастора, иссечено глубокими морщинами. В углах рта желтые складки, оттянутые книзу. Тщательная прическа. Тяжелые очки в роговой оправе прикрывают скучающие сонные глаза.

В прошлом он - адвокат. Был специальным советником президента Вильсона на мирной конференции в Версале. Вместе с германским банковским воротилой Шахтом и американским финансовым тузом Дауэсом вырабатывал знаменитый план репараций с побежденной Германии.

В 1940 году Фостер Даллес возглавил юридическую фирму «Салливэн энд Кромвэлл». Ее контора размещалась в золотом ущелье Нью-Йорка, Уолл-стрит, 48. Клиентами адвокатской конторы Даллеса были только долларовые мудрецы, имеющие ключи к великим тайнам бизнеса, миллиардеры Рокфеллер, Морган, Дюпон и им подобные. Фирма Даллеса оздоровляла финансы Польши в то время, когда там правил диктатор Пилсудский. Джон Фостер Даллес и его адвокаты ставили на ноги лежавшие в грязи инфляции пезеты испанского диктатора Франко и форинты венгерского диктатора сухопутного адмирала Хорти. Джон Фостер Даллес!… Восхищался диктатором Муссолини. Одобрял разбой Гитлера. Был директором компании «Интернейшнл никель» и председателем правления знаменитого «Рокфеллеровского фонда». Автор книги «Мир и перемены» - политической библии империалистов США. Накануне войны в Корее инспектировал войска Ли Сын-мана на 38-й параллели. Закладывал первые, камни в фундамент политики «с позиции силы». Образцовый, рьяный католик. Никогда не расстается с карманным, в кожаной рубашке Евангелием. Любит размахивать, словно кадилом, водородной бомбой. Истый американец, но его почему-то не любят даже работающие с ним локоть о локоть единомышленники. Бывший министр внутренних дел Гарольд Икс как-то во всеуслышание сказал о нем: «Джон Фостер Даллес - сукин сын».

Джон Фостер Даллес и Чарльз Вильсон сидели рядом. Они всегда рядом. Два кита, на хребте которых держится внешняя политика США. Работают синхронно, взаимно поддерживая друг друга. Даллес создает в мире обстановку холодной войны, пугает Америку и ее друзей коммунизмом, атеистической диктатурой, утратой свободы личности, призывает вооружаться, добивается от конгрессменов и сенаторов миллиардных ассигнований. Чарльз Вильсон, получив пятьдесят миллиардов долларов, распределяет военные заказы между своими соратниками - королями компании по производству моторов, самолетов, кораблей, угля, нефти. Их, этих королей, не надо долго искать. Они тут же, под боком, в Белом доме. Члены правительства Айка по совместительству занимают посты в 86 крупнейших финансово-промышленных корпорациях. Двуликие американцы: банкиры и министры, промышленники и государственные советники, торговцы и послы.

Младший Даллес, Аллен, тоже банкир. В годы Второй мировой войны жил в Швейцарии под видом американского дельца, возлюбившего высокогорный воздух Альп. В действительности же он руководил европейским центром американской разведывательной службы, был предшественником Артура Крапса,

После взаимных приветственных восклицаний, вопросов и ответов, обычных для людей, долго не видавших друг друга, четверо больших боссов и пятый, чуть поменьше, заняли свои места за столом и начали разговор. О, если бы слышали люди, о чем здесь говорилось!… Будь Бог на небе, он бы немедленно отступился от братьев Даллес и К°.

Первым слово взял Даллес-старший. Тусклыми, неживыми глазами он пристально разглядывал сквозь выпуклые стекла очков «Бизона» и говорил глухим старческим голосом:

- Мы тщательно ознакомились с вашим проектом. На наш взгляд, то, что вы наметили, поможет обеспечить претворение в жизнь «Проблемы номер один». Но, естественно, у нас есть ряд вопросов и поправок. Прежде всего - доллары. Вы считаете, что операция будет стоить тридцать миллионов. Так?

- Так! Если это много, я согласен пересмотреть.

- Нет, это не много. Мало! Очень мало! Мы повышаем цену операции до пятидесяти миллионов долларов! - Даллес-старший при этих словах так оживился и так резко, так вдохновенно взмахнул рукой, что жестяной твердости манжета его рубашки высунулась из пиджачного рукава и почти закрыла подагрические, с белыми крупными ногтями пальцы. - Вы просите, чтобы вам помогали два соединения «людей закона Лоджа». А мы отдаем в полное ваше распоряжение дюжину таких соединений. Вот их список, познакомьтесь. - Даллес положил перед «Бизоном» лист бумаги, пригвоздил его кулаком, улыбнулся бескровными желтыми губами. - На этот раз вы оказались чересчур скромны.

Чарльз Вильсон закивал головой. Мистер Ге лишь устало прикрыл глаза в знак одобрения слов государственного секретаря. Аллен Даллес перебирал тяжелые черные четки - верный признак хорошего расположения духа.

- Все министры, все наши штабы будут вам помогать, - продолжал Даллес-старший. - Короче говоря, у вас чрезвычайные полномочия. В соответствии с этим и расширяйте свой проект. Масштабность! Смелость! Дерзость! Действуйте без оглядки. Вспомните, что сделал Кортес, высадившись на мексиканском побережье! Он сжег все корабли, эскадры, отрезал и себе и своей армии путь отступления. Повторяю, действуйте без оглядки.

Мистер Ге улыбнулся, скрывая брезгливость, вызванную неуместной декламацией Даллеса-старшего.

- Джо, а не слишком ли вы того… Плох тот солдат, который, врываясь в расположение противника, не оглядывается, не ищет выгодных позиций и сообщников. - Помощник президента легко, ловко, будто сидел на вертящемся стуле, всем корпусом повернулся к «Бизону». - Артур, у меня есть вопрос! Достаточно ли у вас людей в Будапеште, Дебрецене, Мишкольце и в других крупных городах Венгрии?

- Да. Вполне, - отвечал, не задумываясь, «Бизон». - И все уже занимают заранее подготовленные позиции.

- Не мало времени у вас для подготовки? - спросил Чарльз Вильсон.

- Успеем! Мы предусмотрели все, что человек в силах предусмотреть. Ручаюсь, моя машина сработает точно в срок, точно по задуманному плану.

Даллес-младший, Вильсон и мистер Ге засыпали Крапса вопросами.

Даллес-старший хранил молчание. Он успел сказать все, что хотел. Теперь сидел неподвижно. Его потухший взгляд, тяжелые кисти рук, благочестиво соединенные на животе, угрюмое достоинство его лица и чуть склоненная к правому плечу голова свидетельствовали о том, что он уже отдалился от предмета разговора, приблизился к небу, ведет мысленную беседу с богом.

Отвечая на вопросы, «Бизон» невольно то и дело обращал свой взгляд на государственного секретаря.

Будучи человеком наблюдательным, «Бизон» вдруг увидал такое, чего раньше не замечал, не чувствовал в облике неумолимого, неугомонного борца против коммунизма, борца номер один.

Все на Джоне Фостере Даллесе было в высшей степени добротным, свежим, дорогим, сделанным золоторукими мастерами портняжных, сапожных, галантерейных и ювелирных дел: башмаки, брюки, рубашка, запонки, кольца, часы, галстук. Но все, что было истинным Даллесом, - одряхлело, отжило свой век. Такие глаза, как у Даллеса-старшего, бывают только у людей, уже стоящих одной ногой в могиле - обращены внутрь себя, рассматривают свои неисчислимые немощи, завидуют всему живому.

«Бизон» учтиво отвел взгляд от Даллеса-старшего и отдал все свои сердечные симпатии мистеру Ге. Этот моложе, перспективнее. Во всяком случае, на него можно смотреть без страшных мыслей о том, какая тебе участь уготована через три - пять лет, о том, что и тебя может источить рак.

Отдохнув в молчании, в молитвах Богу, Даллес-старший обрел силы. В тишине кабинета снова зазвучал его хрипловатый, привыкший изрекать только высшую мудрость голос:

- Имейте в виду, Артур: каковы бы ни были результаты операции, мы все равно будем в выигрыше. Победим мы в любом случае, останется красная звезда в Будапеште или ее вышибут оттуда «люди закона Лоджа». Нашу победу мы можем сравнить только с той, которую мы в свое время одержали в Хиросиме и Нагасаки. Да! Венгерская бомба взорвется подобно первой атомной…

Долго еще заседали «первые американцы» в ту ночь.

А в Будапеште в тот момент, когда для него готовили в Вашингтоне бомбу, был день - сияло солнце, тысячи и тысячи венгров блаженствовали на берегу Дуная: купались, загорали на пляже, бродили по горам и лесам Буды.

Созрел виноград на солнечных склонах Токая.

Безмятежно катила свои воды полная до краев Тисса. Мирно дымили трубы Чепеля.

Были теплые тихие дни, и невидимо надвигалась на Будапешт осень.

Тихо и тепло было и у восточных границ Венгрии, в горах, откуда приходит на венгерскую равнину Тисса, - в Закарпатье.