"Хорас Маккой. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли " - читать интересную книгу автора

но шестьдесят одна отпала уже в первую неделю. По правилам танцевать
полагалось час пятьдесят. Потом следовал десятиминутный перерыв на отдых,
при желании в это время можно было вздремнуть. Только за те же десять минут
надо было еще и побриться, или умыться, или сделать массаж ног - в общем,
успеть все, что нужно.
Хуже всего была первая неделя. Ноги у всех опухли, а под нами без
устали шумел прибой, разбиваясь о сваи. До танцевального марафона я всегда
любил Тихий океан и все мне в нем нравилось: название, бескрайность, цвет и
запах... Я мог часами сидеть, глядя на него, думать о кораблях, куда они
уплывают и почему никогда не возвращаются, о Китае и южных морях, да о чем
угодно... Но теперь с этим покончено. Я сыт Тихим океаном по горло. И мне
наплевать, увижу я его еще когда-нибудь или нет.
Пожалуй, нет. Об этом позаботится судья.
Тертые ребята, имевшие в подобных делах немалый опыт, говорили нам с
Глорией, что единственная возможность выстоять в таком марафоне - это иметь
четкую систему использования десятиминутных перерывов: нужно научиться
жевать бутерброд и одновременно бриться, научиться есть по дороге в туалет
или же когда тебе массируют ноги, научиться читать газеты танцуя, научиться
спать на плече у партнера; но все это были профессиональные фокусы,
требовавшие навыка. Для нас с Глорией они оказались слишком сложными.
Я выяснил, что почти половина участников - профессионалы. Жили они тем,
что участвовали в танцевальных марафонах, проводимых по всей Америке,
некоторые даже ездили на попутках из города в город. Остальные были
обыкновенными парнями и девушками, вроде меня и Глории.
По время марафона мы подружились с парой номер тринадцать - с Джеймсом
и Руби Бэйтс из какого-то городишки в Северной Пенсильвании. Это был их
восьмой танцевальный марафон; в Оклахоме они продержались 1235 часов и
выиграли приз в 1500 долларов. Еще несколько пар утверждали, что они
выигрывали тут или там, но о Джеймсе и Руби я знал, что они выдержат до
самого финиша. Разве что Руби раньше родит. Она была на пятом месяце.
- Что это с Глорией? - спросил меня как-то Джеймс, когда мы
возвращались после короткого отдыха на площадку.
- Ничего. Что ты имеешь в виду? - спросил я. Но я-то знал, в чем дело.
Глория опять взялась за свое.
- Она все время твердит Руби, что та дура, раз хочет оставить ребенка.
Глория уговаривает ее сделать аборт.
- Не понимаю, как Глория может говорить такие вещи, - постарался я
смягчить ситуацию.
- Знаешь, ты скажи ей, пусть оставит Руби в покое, - сказал Джеймс.
Когда раздалась сирена, дав нам старт в двести шестнадцатым раз, я
передал Глории слова Джеймса.
- Наплюй, - фыркнула она. - Что он может об этом знать?
- Не понимаю, почему им не завести ребенка, если хочется. Это же их
дело, - возразил я. - И я не хочу злить Джеймса. Он на этих танцах собаку
съел и уже не раз помогал нам сонетами. Что мы будем делать, если он на нас
рассердится?
- Ну как же ей не стыдно заводить ребенка, - настаивала Глория. - Зачем
рожать ребенка, если у них нет средств, чтобы о нем позаботиться?
- Откуда ты знаешь, что у них нет средств? - спросил я.
- А что им тут делать, если бы это было не так? И она еще заявляет: "У