"Роберт Мак-Каммон. Красный дом" - читать интересную книгу автора

удалось только до секретарши мистера Линдквиста, которая сказала, что
именно она по распоряжению шефа вызвала бригаду маляров, но больше ничего
не знает. На обратном пути отец в бешенстве чуть не разбил машину.
Ярко-красный дом вызывающе торчал напротив нашего уныло-серого, и запах
свежей краски, казалось, чувствуется по всей улице.
- Он пытается выжить меня, - нервно говорил отец за ужином. - Да. Это
точно. Мистер Линдквист решил от меня избавиться, но по сравнению с отцом
у него кишка тонка. Он боится меня, поэтому решил выкрасить этот дом в
коммунячий красный, чтобы он мозолил мне глаза. Точно. Теперь я все понял.
Отец позвонил мистеру Рафаэлли, нашему соседу по улице, пытаясь
выведать последние слухи, но узнал лишь то, что нового работника уже
оформили и тот должен приступить к работе со следующей недели.
Yто была не неделя, а сумасшедший дом. Я уже говорил - не знаю,
почему красный цвет так сильно раздражает отца; возможно, это отдельная
история, но единственное, что я знаю - отец всю неделю буквально на стенку
лез. Ему требовалось гигантское усилие, чтобы открыть дверь, уходя на
работу, потому что лучи утреннего солнца могли падать на стены этого
красного дома, придавая им цвет пожара четвертой степени. Вечерами
закатное солнце могло высвечивать это же пламя с другой стороны. По
Аккардо-стрит начали ездить люди - туристы, вот именно! - чтобы
всего-навсего посмотреть на эту диковинку. Отец запирал двери на два замка
и закрывал ставни, словно считал, что красный дом ночью может сорваться со
своего фундамента, переберется через дорогу и набросится на него. Отец
говорил, что не может дышать при виде этого дома, что этот жуткий красный
дом сжимает ему легкие, И начал рано ложиться в постель, включая на полную
громкость радиоприемник с трансляцией бейсбольного матча.
Но поздним вечером, когда совсем темнело, и из родительской спальни,
где у отца и матери были отдельные кровати, больше не доносилось ни звука,
я иногда отпирал входную дверь и выходил на крыльцо подышать влажным
ночным воздухом. Я никогда бы не посмел сказать об этом ни отцу, ни
матери, но.., мне нравился этот красный дом. Я хочу сказать, он казался
мне островком жизни среди серого океана. Столетиями на Аккардо-стрит
стояли исключительно серые дома, все абсолютно одинаковые, вплоть до
последнего гвоздя. И тут - такое! Не знаю почему, но он меня здорово задел.
Наши новые соседи въехали в красный дом ровно через неделю после
того, как маляры закончили свою работу. Была суббота, а по утрам у нас в
субботу обычно тихо, но они наделали столько шуму, что, наверное,
переполошили всех богачей из особняков на Норт-Хилл. Когда я вышел на
крыльцо, родители уже были там. Отец стоял с багровым лицом, в глазах была
смесь ярости и ужаса. Мать просто оцепенела, крепко держа отца за руку,
чтобы тот, не дай Бог, не сорвался с крыльца и не рванулся через улицу.
Мужчина был коротко стрижен, с волосами цвета пламени. На нем была
красная клетчатая рубашка, брюки цвета итальянского вина и красные
ковбойские башмаки. Он разгружал доверху набитый прицеп. Приехали они в
старом помятом красном фургоне. Женщина была в розовой блузке и малиновых
джинсах, ее светлые, распущенные до плеч волосы в ярких лучах восходящего
солнца отливали розовым. Их дети, малыши лет шести-семи, мальчик и
девочка, вертелись у них под ногами, и у обоих были волосы почти в цвет их
нового дома.
Мужчина в красном вдруг поднял голову, посмотрел в нашу сторону,