"Роберт Мак-Каммон. Мое" - читать интересную книгу автора

заказала еще один бокал "шар-4нэ". Ресторан - привлекательное место,
отделанное в броских тонах - зеленым, фиолетовым и голубым, - был наполнен
деловыми людьми. Лаура взором обвела зал, подсчитывая количество деловых
галстуков. На женщинах были темные костюмы с подбитыми плечиками, волосы
покрыты шлемами лака, повсюду вспыхивали бриллианты и веяло ароматами
"Шанели" или "Джорджио". Определенно люди из "БМВ" и "мерседесов", и
официанты торопились от столика к столику, удовлетворяя страсти новых
денег и платиновых кредитных карточек "Америкэн экспресс". Лаура знала,
какими делами занимаются эти люди: недвижимость, банки, брокерство,
реклама, общественные отношения - горячие профессии для Нового Юга.
Большинство из них жили в кредит, и роскошные автомобили, которые они
водили, были взяты напрокат, но внешность значила все.
Пока Кэрол говорила о разных бедствиях, о которых пишут газеты, Лауре
внезапно привиделось нечто странное. Она увидела себя, входящую в двери
этого рыбного ресторана, в этот разреженный воздух. Только она была не
такой, как теперь. Она больше не была хорошо ухоженной и хорошо одетой, с
французским маникюром на ногтях и каштановыми волосами, перехваченными
антикварным золотым обручем, из-под которого они мягко стекали ей на
плечи. Она была такая, как в восемнадцать лет. Ее светло-голубые глаза,
ясные и вызывающие, смотрели из-за старушечьих очков. Она была одета в
истрепанные джинсы и куртку, похожую на выцветший американский флаг. На ее
ногах были сандалии, вырезанные из автомобильной шины, - такие, какие
носят вьетнамцы в программах новостей. Косметики на лице не было, длинные
волосы спутались и тосковали по расческе, на суровом лице застыл гнев.
Кофта была утыкана значками с призывами к миру и с лозунгами типа
"ОСТАНОВИТЕ ВОЙНУ!", "ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ АМЕРИКА" и "ВЛАСТЬ НАРОДУ!". Все
разговоры о процентных ставках, о контрактах и о рекламных кампаниях резко
оборвались, когда хиппи, которая некогда была Лаурой Клейборн - тогда
Лаурой Бел, - вызывающе прошагала в центр ресторана, шаркая сандалиями по
застеленному коврами полу. Почти всем здесь было за тридцать или даже
чуть-чуть за сорок. Все помнили марши протеста, бдения со свечами и
сожжения повесток из призывных пунктов. Некоторые из них, может быть, были
вместе с ней тогда в первых рядах, но теперь они фыркали и язвительно
усмехались, кое-кто нервно рассмеялся.
- Что произошло? - спросила она их, когда вилки выскользнули в
тарелки с дарами моря и руки замерли на полпути с бокалами белого вина. -
Что за чертовщина с нами приключилась?
Хиппи не могла ответить, но Лаура Клейборн знала. "Мы стали старше, -
подумала она. - Мы выросли и заняли наши места в общественном механизме. И
механизм дал нам играть в дорогие игрушки, и Рэмбо с Рейганом сказали: "Не
волнуйся! Будь счастлив!". Мы переехали в большие дома, купили страховки,
составили завещания. А теперь мы гадаем - глубоко, в самой сокровенной
тайне сердец, - имели ли смысл все наши протесты и бунты. Мы думаем, что,
может быть, во Вьетнаме мы победили, что единственное равенство среди
людей - равенство перед кошельком, что некоторые книги и музыку следует
подвергать цензуре, и думаем, не мы ли первыми позовем полицию, если новое
поколение протестующих выйдет на улицу. Молодость рвалась и горела; а
зрелость размышляет у догорающих очагов".
- ..хотел коротко постричься и оставить только крысиный хвост... -
Кэрол прокашлялась. - Лаура, вернись на землю! Очнись, Лаура!