"Роберт Мак-Каммон. Мое" - читать интересную книгу автора

свиней. И если это произойдет...
В стену с той стороны замолотил кулак. Роби вырывался и лягался. Он
старался сломать ее волю, а такого прощать нельзя.
Она почувствовала, как скрипят ее зубы, как кровь пульсирует в
висках. Маленькие красные капельки побежали из носа Роби, и его крик был
как голос мира в конце времен.
Мэри издала тихий стонущий звук, вырвавшийся из глубины горла,
повернулась к плите и прижала лицо младенца к раскаленной докрасна горелке.
Маленькое тельце корчилось и дергалось. Обтекавшая его волна жара
ударила ей в лицо. Крик Роби длился и длился, ножки дергались. Она крепко
прижимала его затылок рукой, в ее глазах стояли слезы, и на сердце у нее
было муторно, потому что Роби всегда был таким хорошим ребенком.
Его борьба прекратилась, крик перешел в шипение.
Голова младенца плавилась.
Мэри глядела, как это происходит, словно отделившись от своего тела,
как отдаленный наблюдатель - с нездоровым любопытством. Голова Роби
съеживалась, маленькие искорки пламени постреливали, и розовая плоть
расползалась в мерцающих струйках. Она ощущала жар под рукой. Теперь он
затих. Он понял, кто здесь командует.
Она сняла его с горелки, но большая часть его лица осталась в горячих
завитушках, черных и хрупких, вдавленных вовнутрь. Роби был мертв.
- Эй ты, полоумная дура! - раздался голос соседа за стеной. Старик из
соседней квартиры, тот самый, что ходит вдоль дорог, собирая алюминиевые
банки в мусорный мешок. "Шеклет" - вот какая фамилия написана на его
почтовом ящике. - Прекрати этот вой или я вызову копов! Слышишь меня?
Мэри воззрилась на дыру с черными краями, там, где раньше было лицо
Роби. Из нее шел дым. Пластмасса поблескивала на горелке, и в кухне воняло
приторно-сладким запахом смерти еще одного ребенка.
- Заткнись и дай человеку поспать! - Он опять стукнул по стене, и
фотографии детей, вырезанные из журнала и вставленные в десятицентовые
рамки, запрыгали на гвоздиках.
Мэри продолжала стоять с полуоткрытым ртом, глядя на куклу серыми
стеклянными глазами. И этот, этот тоже ушел. Этот готов для рая. Он был
таким хорошим мальчиком. Она всегда считала его лучшим из всех. Она
вытерла глаза водой рукой и выключила горелку. Кусочки пластмассы
вспыхнули и затрещали, туман голубого дыма застилал воздух, словно дыхание
призраков.
Она убрала куклу в шкаф в коридоре. В задней части шкафа стоял
картонный ящик, и в этом ящике были мертвые дети - расписки в ее ярости. У
некоторых кукол были сожжены лица, как у Роби. Другие были обезглавлены
или разорваны на части. Были раздавленные колесами, были распоротые ножом
или бритвой. Все они были маленькими мальчиками, и всех их она так любила.
Она сняла с Роби спальную пижаму с желтыми утками, держа его двумя
пальцами, как нечистый предмет, и бросила в этот ящик смерти, запихнула
ящик обратно в глубь шкафа и закрыла дверь. Затем убрала деревянный ящик,
служивший колыбелькой, и осталась одна.
По шоссе проехал восемнадцатиколесный трейлер, и стены задрожали.
Мэри медленной походкой лунатика прошла в спальню. Еще одна смерть у нее
на душе. Их было так много, так много... Почему они ее не слушаются?
Почему они всегда сопротивляются ее воле? Это не правильно, что она их