"Мак-каммон Роберт.Чико" - читать интересную книгу автора

- Я просто шутил с ним, вот и все. Я не позволил бы ему сделать это.
- Иди сюда, Чико, - позвала София, и двенадцатилетний мальчик быстро
подполз к матери. Он притулился головой к ее ноге, как могла бы
притулиться собака, и София коснулась курчавых черных волос.
- Больно уж серьезно ты все воспринимаешь, - сказал Саломон и пинком
отправил раздавленного таракана в угол. Ему нравилось их убивать;
подбирать трупы было делом Софии. - Заткнись! - проревел он в стену
Бриджеру - тот все еще кричал, что в этом гнойнике, в этой чертовой дыре,
ни дна ей, ни покрышки, человеку никогда нельзя выспаться. Бриджер умолк,
зная, когда не следует лезть на рожон и искушать судьбу. В квартире этажом
ниже чета Кардинса тоже хранила молчание, не желая, чтобы потолок рухнул
им на голову. Но в комнате роились иные звуки, долетавшие и из открытого
окна, и из нутра убогого дома: неотступный, сводящий с ума рев уличного
движения на Ист-Ривер-драйв; два голоса, мужской и женский, громко
переругивающиеся на замусоренном бетонном квадрате, который район именовал
"парком"; рев пущенного на полную громкость стереомагнитофона; громкое
хлюпанье и урчание перегруженного водопровода и стрекот вентиляторов,
которые в жаре и духоте были абсолютно бесполезны. Саломон уселся в
любимое кресло с продавленным сиденьем, из-под которого свисали пружины. -
Принеси-ка пивка, - велел он.
- Возьми сам.
- Я сказал... принеси пива. - Он повернул голову и уставился на Софию
глазами, грозившими уничтожить.
София выдержала его взгляд. Миниатюрная, темноволосая, с безжизненным
лицом, она сжала губы и не двинулась с места; она походила на крепкий
тростник, гнущийся под напором надвигающейся бури.
Большие костяшки пальцев Саломона задвигались.
- Если мне придется встать с этого кресла, - спокойно сказал он, - ты
крупно пожалеешь.
Жалеть Софии уже приходилось. Однажды Саломон отвесил ей такую
пощечину, что голова у нее три дня гудела, как колокол Санта-Марии. В
другой раз он отшвырнул ее к стене и переломал бы ей все ребра, не
пригрози Бриджер сходить за полицией. Правда, хуже всего было в тот раз,
когда Саломон пнул Чико и синяк с плеча мальчика не сходил целую неделю. В
нынешний переплет они угодили из-за нее, не из-за Чико, и всякий раз,
когда страдал сын, сердце Софии разрывалось на части.
Саломон положил руки на подлокотники, готовясь подняться с кресла.
София повернулась и сделала те четыре шага, что отделяли комнату от
каморки, служившей кухней. Она открыла тарахтящий холодильник, содержимое
которого представляло собой сборную солянку: разнообразнейшие остатки и
объедки, коробки со всякой съедобной всячиной и бутылки с пивом, самым
дешевым, какое нашел Саломон. Саломон вновь устроился в кресле, полностью
игнорируя Чико, бездумно ползавшего по полу туда-назад. Тараканище
никчемный, думал Саломон. Следовало бы раздавить это отродье. Избавить от
жалкого существования, от страданий. Черт, да разве лучше быть глухим,
немым и полу-слепым? Все равно, рассуждал Саломон, башка у пацана пустая.
Ни капли мозгов. Даже ходить этот кретин и то не может. Только ползает на
карачках, путается под ногами, идиот придурошный. Вот кабы он мог выйти из
дома да подсуетиться где-нибудь насчет деньжат, может, было бы другое
дело, но, насколько понимал Саломон, Чико лишь занимал место, жрал и срал.