"Мак-каммон Роберт.Час волка" - читать интересную книгу автора

лица, как будто с фотографии с обгоревшими краями; дворец из обломков
белого камня, окруженный непроходимым дремучим лесом, в котором лишь вой
волков переговаривался с луной. Проносящийся мимо состав с паровозом,
светящий фарами, и маленький мальчик, бегущий рядом с рельсами, все
быстрее и быстрее, ко въезду в открывающийся перед ним туннель.
Из головоломки памяти: старое, сморщенное лицо с седой бородой, губы,
открытые в шепоте: "Живи свободным".
Он уселся на корточки и понял, что лежал не в постели, а на холодном
каменном полу перед камином. Несколько угольков, мерцающих в темноте,
ожидали, чтобы их поворошили. Он поднялся - обнаженное и мускулистое тело
- прошел к высоким выступающим наружу окнам, выходившим на безлюдные холмы
Уэльса. За стеклами свирепствовал мартовский ветер, редкие атаки дождя и
льда били по окнам. Он смотрел из темноты во тьму и знал, что они идут.
Они оставили его слишком надолго. Нацисты отходили к Берлину под
мстительным натиском Советов, но Западная Европа - Атлантическая стена -
все еще находилась под пятой Гитлера. Сейчас, в 1944 году, надвигались
великие события, события с большой вероятностью победы или риском
поражения. А он слишком хорошо знал, что будут представлять собой
последствия поражения: Западная Европа в руках объединившихся нацистов,
вероятно усиленное наступление на русские войска и неистовая схватка за
территории между Берлином и Москвой. Хотя их ряды поредели, нацисты все
еще были лучшими убийцами в мире. Они все еще могли остановить русскую
военную машину и опять хлынуть к столице Советского Союза.
К столице родины Михаила Галатинова.
Но теперь он был Майклом Галатином и жил в другой стране. Он говорил
по-английски, думал по-русски и мог предугадывать с помощью языка более
древнего, чем каждый из этих человеческих языков.
Они направляются сюда. Он чувствовал, что они приближались, так же
верно, как ощущал ветер, прорывающийся зигзагами через лес в шестидесяти
ярдах отсюда. Происходящие в мире события вели их все ближе к этому дому
на каменистом побережье, которого большинство людей привычно сторонилось.
Шли они по одной причине.
Они нуждались в нем.
"Живи свободным", вспомнил он, и рот его искривило что-то похожее на
улыбку, в которой была какая-то горечь. Свобода под кровом его дома на
этой штормистой земле, где ближайшая деревня, Эндрос Рилл, располагалась в
целых пятнадцати милях к югу, была лишь иллюзией. Для него смысл свободы
заключался в уединенности, он все больше и больше убеждался, прослушивая
коротковолновые радиопередачи от Лондона и до Европы и вслушиваясь в
голоса, разговаривавшие цифрами сквозь шквалы атмосферных помех, что узы
человеческого вязали его по рукам и ногам.
Поэтому он не откажет им войти, когда они придут, потому что он -
человек, и они тоже люди. Он выслушает то, что они ему скажут, может быть,
даже кратко обсудит это, прежде чем отказаться. Они проедут долгий путь по
разбитым дорогам, и он, вероятно, предложит им кров на ночь. Однако его
служба для приемной родины выполнена, и теперь пришло время молодых солдат
с забрызганными грязью лицами и нервными пальцами на спусковых крючках
карабинов. Генералы и начальники могут отдавать приказы, но пусть молодые,
умирая, выполняют их. Так было во все времена, и в этом отношении будущее
войн не изменится никогда. Люди будут такими же, какие они есть.