"Майра. Пророк " - читать интересную книгу автора

Повисло недоуменное молчание. Некоторые из поэтов были явно ошарашены
агрессией, прозвучавшей в словах Межутова. Александру даже показалось, что
кое-кто сейчас встанет и уйдет. Но никто не ушел. Мужчина с густой седеющей
шевелюрой, единственный пожилой из присутствующих мужиков, сказал с иронией:
- А что может быть дальше? Пиши себе, печатайся, живи на гонорары...
Послышались двусмысленные смешки, возможно, вызванные не столько
неприязнью к Межутову, сколько стремлением скрыть душевное неудобство.
- И о чем же будете писать?
Остряк пожал плечами.
- Ну... О чем и раньше, все о том же.
- Всю жизнь об одном?
- А что такого? Есенин же вон писал про деревню да про березки. И
ничего... Вот и я как Есенин буду писать.
- А потом - тоже как Есенин: "До свиданья, друг мой, до свиданья..."?
Кто-то громко не то хмыкнул, не то хрюкнул с явным одобрением, как над
удачной шуткой. Александр понял, что это Дима, но почему-то не обрадовался
поддержке.
Седеющий поэт не успел ответить.
- Ничего смешного в этом нет! - послышался возмущенный голос. Межутов
посмотрел туда, откуда раздались эти слова и увидел там полную, хорошо
одетую женщину с простоватым или, как принято называть, "рязанским" лицом,
на котором читалась совершенно нерязанская надменность. Где-то Александр уже
видел это лицо, причем, кажется, с точно таким же выражением на нем, но
вспомнить, когда и где это было, не смог. - Неужели это обязательно - делать
клоунаду из чужой трагедии?
После ее реплики Межутову как раз и стало смешно. Слово "клоунада"
показалось ему удивительно подходящим к его нынешней судьбе. Он давно уже
чувствовал себя кем-то вроде канатоходца: шел по проволоке день за днем, а
она все не кончалась, и путь с каждым шагом делался все бессмысленнее и
ненадежнее, и окружающее больше напоминало какой-то чудовищный фарс. Но
признаваться в этом Межутов никому из этих людей не собирался. Он вообще уже
испытывал досаду на себя и не понимал, как вышло, что он позволил разговору
свернуть на такую скользкую и жутковатую тему. Но желание помучить
кого-нибудь от этого только окрепло.
- Я не смеюсь, Боже упаси! Наоборот, хочу понять, почему человек пришел
именно к такому финалу. Ведь это же важно! - Александр снова оглядел сидящих
перед ним. Затуманенный, искаженный взгляд на этот раз отметил девушку с
большими серыми глазами, которые, казалось, лучились изнутри. У девушки была
пышная пшеничная коса, обернутая вокруг головы, и от всего облика веяло
чем-то удивительно чистым и по-хорошему наивным. Межутов вдруг против
желания почувствовал даже какую-то небольшую зависть, как мгновенный укол
булавки, зависть, молниеносно переплавившуюся в презрение. "Наверное, стихи
у этой исключительно про любовь!" - подумалось с неприязнью. Оторвав взгляд
от юного лица, он продолжал:
- Раз мы называем себя поэтами, нам важно знать, где проходит граница
между состоявшимся автором и несостоявшимся. Я имею в виду не количество
изданных книжек, а... какое-то внутреннее удовлетворение, что ли. Знание,
что ты делаешь то, что должен делать, то, для чего ты призван. И способность
предчувствовать, останется ли хоть что-то из того, что ты написал, после
тебя - или вместе с тобой уйдет...