"Сандра Мэй. Срывая маски " - читать интересную книгу автора

буркнул что-то типа "Опять девка, чтоб ей пусто было!".
Поясняю для тех, кто все еще пребывает в растерянности и не понял, о
чем речь.
Меня зовут Аманда, мне приблизительно восемнадцать лет, я состою в
цирковой труппе Карло Моретти, кручу сальто на трапеции, изображаю куклу в
АБСОЛЮТНО не смешной репризе нашего клоуна Тото и гребу навоз из-под
разнообразных и несомненно экзотических животных.
Так уж получилось, что я родилась в самый разгар сезона, тем самым
сорвав наиболее удачный номер программы. Моя мать, воздушная гимнастка и
наездница, держалась, сколько могла, но в жизни каждой женщины наступает
такой момент, когда становится не до работы и карьеры.
Я родилась на заднем дворе нашего шапито, под рев тигра и двух львов;
повитухой во время этого смертельного номера выступала Сиятельная Жози
(силовая гимнастка и нижняя в пирамиде акробатов Солейль), а первыми моими
пеленками стали старые трико моих родителей.
Мама умерла через три дня после моего рождения от острого сепсиса.
Отец.., с ним сложно, потому что, хотя он, несомненно, в природе имелся, я
его и в глаза не видела. Дядюшка Карло выгнал его из труппы примерно за
восемь с половиной месяцев до моего рождения.
Только не подумайте, что я давлю на жалость или пытаюсь раздуть из
собственной жизни этакий романтический пожар. Ничего подобного. За все свои
условные восемнадцать лет я практически ни разу не чувствовала себя
несчастной сироткой. В цирке сироток вообще не бывает.
Кроме меня на заднем дворе шапито подрастали еще несколько чумазых
бесенят, и все наши гимнастки, акробатки и наездницы, а также дрессировщица
собачек фрау Штюбе кормили, мыли и укачивали нас по очереди.
Примерно в три года я уже шлепала по манежу и училась щелкать
шамберьером - тяжеленным кнутом для дрессуры лошадей. В пять - на этих самых
лошадях ездила, а еще улетала под самый купол в финале номера "Акробаты
Солейль на подкидных досках". В десять у меня был свой номер, в пятнадцать
мои успехи достигли таких высот, что дядюшка Карло окончательно смирился с
тем, что я не мальчик, зато в шестнадцать я начала расти, как на дрожжах, и
вся моя цирковая карьера пошла льву под хвост.
Дело в том, что ежели акробатка ростом гораздо выше того, кто ее
непосредственно подкидывает и ловит, то поймать он ее сможет раз пять от
силы. И я ушла из воздушной гимнастики.
Клоун Тото справедливо сделал вывод, что во время его АБСОЛЮТНО не
смешной репризы зрители пялятся исключительно на куклу, а не на него
(кукла - это я, метр восемьдесят рост, пепельные локоны, зеленые глаза, ноги
от шеи и все прочее в ассортименте). И я ушла из репризы клоуна Тото.
Лошади у нас в цирке малорослые, не какие-нибудь арабские жеребцы, и
если с наездниками Моретти на спине они еще сходили за скакунов, то со мной
рядом выглядели словно пони-акселераты. Таким образом, и конные трюки
оказались для меня закрыты.
В восемнадцать лет я оказалась совершенно не у дел, хотя в цирке это
практически невозможно. Здесь все всегда чем-то заняты. Но одно дело -
готовить свой номер или участвовать в чужом, и совсем другое - грести навоз
и подметать арену. В принципе, я спокойно относилась и к тому, и к другому
занятию, но смутно подозревала, что это не то, чем мне хотелось бы
заниматься всю свою жизнь.