"Джулиан Мэй. Вторжение (Галактическое Содружество-0) " - читать интересную книгу автора

лыжни, ни полозьев аэросаней, ни следов глупых зайцев, перебирающихся на
другой берег, видимо, в расчете на то, что климат Вермонта окажется не таким
суровым. Я протопал на север километра два с половиной, миновал мост,
ведущий к улице Уилока, клуб любителей каноэ и наконец добрался до
внушительного лесного заповедника, где белые сосны на восемьдесят метров
уходят в небо, а густые таинственные заросли кустов являются излюбленным
пристанищем стрижей и ореховок. Ноздри мои вбирали аромат хвойной смолы. Как
часто бывает, он всколыхнул память лучше, чем если б я стал напрягать еЕ
волевым усилием.
Я не был в этом лесу уже лет тридцать, но помнил, что здесь когда-то
любили гулять мальчики.
Совсем рядом, в нескольких кварталах отсюда, находятся биомедицинский
центр Гилмана, метапсихический институт и больница. Марк, ещЕ студентом
проявлявший задатки Великого Магистра, принудительно сгонял весь младший
медицинский персонал в палату интенсивной терапии, а сам тем временем прятал
Джека в специально сконструированный рюкзак и уносил с собой. Любимый
младший брат был неизлечимо болен: рак медленно пожирал его тело, однако
совсем не затронул уникальный мозг. Несколько украденных у вечности
мгновений они проводили среди сосен, в слиянии братских умов. Разговаривали,
шутили, спорили. Именно тогда зародилось меж ними соперничество, приведшее к
разрушению тысяч обитаемых планет, поставившее под угрозу не только эволюцию
человеческого ума, но и судьбы пяти экзотических рас, благосклонно принявших
Землю в миролюбивое Галактическое Содружество...
Идя по берегу, простым взглядом и не различишь, где кончается гранитная
набережная и начинается замерзшая река: стык запорошен снегом. Молекулы воды
подмывают прочность камня, хотя внешне это и не заметно. Я, конечно, могу
включить глубинное зрение и найти границу, равно как и проникнуть под толщу
льда, чтобы увидеть струящуюся под ним черную воду. Но ум не позволяет мне
разглядеть движение ледяных молекул самого льда, или вибрацию кристаллов в
гранитных плитах, или внутриатомные пляски частиц материи и энергии, из
которых соткана реальность льда и гранита. Несмотря на обширные познания в
области абстрактных наук, видение мое все же остается ограниченным.
Что уж говорить о постижении общей модели Вселенной! Со всех сторон мы
скованы различными ограничениями и тем не менее свободны. Мы не в силах
объять взглядом мир во всем его единстве, хотя и знаем, что оно существует.
Мы вынуждены проживать каждое событие, проносящееся сквозь пространство и
время, и наши действия не менее стихийны, хаотичны, чем броуновское движение
молекул в многократно увеличенной капле воды.
И все же капли сливаются в единый поток, несущий их в море, где каждая
в отдельности (не говоря уже о молекулах) зрительно теряется в естественном
водовороте. Море не только живет своей обособленной жизнью, но и порождает
другие, более совершенные формы жизни, что недоступно единичным молекулам.
Потом солнце притягивает их к себе, молекулы конденсируются в новые капли,
или снежные хлопья, и падают, и поддерживают жизнь на земле, пока не придет
пора стечь в море и начать новый цикл, вечно повторяющийся со времени
зарождения жизни. Ни одна молекула не избежит своей судьбы, своей роли в
огромной, всеобъемлющей схеме. Можно сколько угодно сомневаться в
существовании этой схемы, ведь она не видима невооруженным глазом, но
временами, обычно по прошествии большого срока, нам открывается истина: наше
движение, наша жизнь в общем-то не были бессмысленны. Те, кто не сподобился