"Евгений Максимов. Южанин " - читать интересную книгу автора

будут храниться в кафедральном соборе Всех Святых.
Большего счастья мог ли желать ты, грешный Кобруц?!
Все мы присутствовали утром на торжественной мессе и, клянусь,
счастливые слезы не раз затмевали мои не привыкшие к рыданию очи.
Почтеннейший отец Амброз, ревностный служитель Господа и ордена, привез мощи
в наш город, невзирая на трудности, стихийные бедствия и дожди, до сего дня
омрачавшие майские небеса. Но сегодня небо над Кобруцем чисто.
Вижу! Вижу ангельские головки, с умильной радостью глядящие на нас от
престола Божия! Как отзываются на их ласку очищенные мессою сердца гостей!
Жаль, что моя супруга Николь и дочь Виттория не могут присоединиться к
собранию...
Начиная с Рождества, мы ждали, что мощи святого отрока и возлюбленный
Господом отец Амброз посетят Кобруц, и вот ожидание увенчалось восторгом
души. Как хороший католик и кавалер я преклоняю колено пред золотым
реликварием святого Стефана и взором отца Амброза. Ваше преосвященство, мой
взгляд прикован к вам, и я не могу приказать своим глазам - отвратитесь!
Подобно кормчему корабля спасения, вы сидите против затаивших дыхание
гостей, а среди них - именитейшие и богатейшие отцы города, вместе с
прекрасными цветами рыцарства; люди, достойные принять вас с надлежащими
почестями. Ведь лицезреть вас воочию все равно, что отстоять десяток месс!
О, вы скромны так, что сердце мое разрывается! Благословите меня, отец
Амброз! Укрепите мой дух. О, благодарю вас!
Простое мановение руки, а душа моя воспарила в эмпиреи. Амен!
Но что я вижу, черт возьми! Простите, сьеры, но там, на хорах, два,
четыре, нет, больше лиц искажены печатью гнусной скуки! Стыдитесь!
Итак, я начинаю. ...Минуло двадцать лет с того скорбного года, когда
немилостивая смерть от руки негодяя, наущенного сатаною, оборвала лилейную
юность блаженного отрока Стефана и воссоединила его душу с Творцом, подвигая
нас к покаянию и служению. За этот срок взрослеет юноша, строится храм,
подрастает дерево...
Ваше преосвященство, уделите еще пару минут моему косноязычию. Трудно
поверить, но в юные годы я имел счастье видеть воочию святого Стефана и даже
воспламениться его богодухновленными призывами...
Клод, растолкуй этому остолопу, что зал закрыт. Пусть терпит!
Вы хмуритесь, драгоценный пастырь? Значит, я могу продолжать.
Итак, сьеры, двадцать лет назад моя бывалая морда была нежна, как
персик. Я был обладателем пары абсолютно телячьих глаз, лихой головы и
вороха крылатых надежд. Жил я весьма далеко от Кобруца, название моего
родного города ничего не скажет господам собравшимся. Мне светило воистину
царственное будущее - сначала прислуживать пажом у надутого князька, затем
получить рыцарское знамя и меч и стать вассалом князька все тех же
достоинств.
Эй, там! Сядьте, или я ни за что не отвечаю! Прошу тишины, сьеры, мы не
в птичнике!
Итак, мне исполнилось шестнадцать лет, когда дурни, охранявшие ворота,
впустили в пределы стен дрянненькую повозку, в которой теснились два монаха
и белокурый мальчик в дерюжке с пастушьей сумкой.
Их никто не выделил из толпы приезжих, побирушек подобного разбора в
городе хватало. Но кое-что им подали сердобольные, и они остановились за
Обжорным рядом, где в ночлежке давали за гроши вшивый тюфяк и объедки.