"Сергей Мавроди. Тюремные дневники " - читать интересную книгу автора

Выводят на улицу и заводят в автозэк. В железный бокс с зарешеченной
дверью. В тамбуре - мент. Бокс набивают, что называется "до упора".
Многие стоят. Почти все сразу же начинают курить. Вентиляции никакой,
так что дышать становится почти невозможно. Самая настоящая газовая камера,
короче! Некоторое время стоим, потом начинают развозить по судам. Бокс
постепенно пустеет. В итоге я остаюсь там совсем один. На Пресню (в
Пресненский суд) никого, кроме меня, в этот день почему-то не было.
Ладно, приехали. Выводят из автозэка. Два мента по бокам. Оба
пристегнуты ко мне наручниками (моя левая рука - к правой руке одного, моя
правая - к левой руке другого). Через заднюю дверь заводят в здание суда.
Там наручники снимают и обыскивают. Не слишком, впрочем, тщательно. Так,
слегка. Один из ментов (судя по всему, начальник караула) подходит.
"Слушай, я просто посоветоваться с тобой хочу. Чего нам хоть ждать?
Сейчас сюда всякие опера и следователи из Генпрокуратуры, наверное,
понаедут. Как хоть нам себя вести?" - "А я откуда знаю?"
Поясняю. "Человек ты не простой, как бы не ошибиться.
Переусердствуешь ненароком, а потом выяснится, что не надо было...
Как хоть с тобой в тюрьме-то обращаются? Жестко или мягко? Так и мы
будем!"
Заводят в камеру. Местную сборку. Там уже есть один человек.
Молодой парень, лет двадцати с небольшим. Хорошо одетый, высокий и
симпатичный. Обычные приветствия и разговоры. Точнее, разговаривает в
основном он один, я же, как обычно, большей частью только слушаю да
помалкиваю. ( А что я, блядь, могу про себя сказать? Что я
Мавроди? Врать же не хочется. Так что лучше уж по возможности
помалкивать...) Выясняется, что он с Бутырки, сидит уже полгода. В пятницу
был суд, прокурор запросил пять лет общего. Сегодня, вот, приехал за
приговором. Я, конечно, утешаю его, как могу:
- Ну, ты первый раз, ранее не судим. Полгода уже отсидел...
Год-другой наверняка скинут. А чего там остается-то? Полсрока отсидишь
и выйдешь по УДО (условно-досрочное освобождение).
- Да я-то ладно... У меня ведь еще подельница есть. Ей три года
запросили. Вот ее бы нагнали! Ей здесь делать совершенно нечего! Я только о
ней сейчас и думаю!
Оказывается, что подельница - это его девушка. Зовут Юля.
- Я ее полгода уже не видел. Вообще ничего не знаю. Как она? Что с ней?
В пятницу на суде даже говорить не дали. Так, обнялись да парой слов
перекинулись.
- Ну, ничего, сегодня наговоришься.
Э-хе-хе... "Ей здесь делать нечего"! Можно подумать, что мне здесь...
Впрочем, ладно.
Наконец его вызывают. Возвращается почти сразу. Проходит к лавке и
молча на нее садится. Я тоже молчу и ни о чем не расспрашиваю. Хуй его
знает, с суда ведь человек вернулся! Может, ему там десять вместо пяти
влепили, и он сейчас вообще в шоке. Какие ему там, в пизду, "разговоры"!
Пару минут оба молчим.
- Ничего не понимаю! Представляешь, нас, оказывается, возили сюда,
чтобы мое последнее слово выслушать! А приговор только завтра объявят! Это
что же, мне завтра опять сюда ехать? Опять в шесть утра поднимут?
- А длинное у тебя последнее слово?