"Франсуа Мориак. Пустыня любви" - читать интересную книгу автора

меньше, чем собака", - думал Раймон. Он был "бичом семьи", и Мадлена любила
говорить, что "он еще себя покажет", а ее муж, Гастон Баск, добавлял:
"Особенно при таком бесхарактерном отце".
Рукодельница подняла голову, секунду прислушивалась, сказала: "Вот и
Гастон", - и отложила вышивание.
- Я ничего не слышу, - откликнулась г-жа Курреж
- Да, да, это он, - и хотя никто, кроме нее, не улавливал ни малейшего
шума, Мадлена вскочила, выбежала на крыльцо и скрылась в саду, руководимая
таким безошибочным инстинктом, словно принадлежала к особой породе животных,
у которых самец, а не самка испускает запах, чтобы привлечь в темноте свою
пару. Вскоре Куррежи расслышали мужской голос, затем угодливый и радостный
смех Мадлены; они знали, что супруги не пойдут через гостиную, а поднимутся
через боковую дверь наверх, где расположены спальни, и спустятся в столовую
только со вторым ударом гонга.
За столом под большой висячей лампой собиралась вся семья: г-жа
Курреж-старшая, ее невестка Люси Курреж, супруги Баск и четыре внучки -
рыжеватые, как и Гастон Баск, в одинаковых платьицах, с одинаковыми
косичками, одинаковыми веснушками; прижавшись друг к дружке, они сидели, как
прирученные птицы на жердочке.
- Чтоб никто с ними не заговаривал, - изрекал лейтенант Баск. - Если
кто-нибудь с ними заговорит, наказаны будут они. Итак, я всех предупредил.
Место доктора пустовало долго, даже если он бывал дома. Он входил с
пачкой журналов в руках, когда все остальные уже ели. Жена спрашивала,
неужели он не слышал гонга, ведь когда еда подается так беспорядочно,
невозможно удержать прислугу. Доктор дергал головой, словно отгоняя муху, и,
сев за стол, раскрывал журнал. То не был жест презрения: занятой человек
привык экономить время, голова его была перегружена заботами, и он знал цену
минуте. В конце стола, обособившись, сидели Баски, равнодушные ко всему, что
не касалось их самих или их детей; Гастон вполголоса рассказывал жене, какие
шаги он предпринимает, чтобы его не переводили из Бордо: полковник написал в
министерство... Мадлена слушала мужа, не спуская глаз с детей и не
переставая их дрессировать: "Нельзя вытирать тарелку хлебом". - "Ты что, не
умеешь пользоваться ножом?" - "Перестань вертеться". - "Руки на стол, руки,
а не локти..." - "Больше ты хлеба не получишь, так и знай". - "Хватит, ты
уже напилась".
Баски образовали островок, окруженный атмосферой недоверия и
секретности. "Они мне ничего не рассказывают". Все претензии, какие имела к
дочери г-жа Курреж, были сосредоточены в этой фразе: "Они мне ничего не
рассказывают". Она подозревала, что Мадлена беременна, присматривалась к ее
фигуре, по-своему истолковывала ее дурное самочувствие. Слуги всегда все
узнавали раньше нее. Г-жа Курреж предполагала, что Гастон застраховал свою
жизнь, но на сколько? Она не знала, какая в точности сумма досталась этой
паре после смерти отца Гастона.
После ужина, в гостиной, Раймон делал вид, что не слышит ворчливого
голоса матери: "Разве тебе не надо учить уроки? И сочинения вам не задали?"
Он хватал одну из малышек, и казалось, что он вот-вот раздавит ее своими
сильными руками; высоко подняв девочку над головой, чтобы она могла
дотронуться до потолка, он потом резко опускал ее вниз и бешеным вихрем
кружил маленькое податливое тельце. Мадлена Баск, перепуганная, взъерошенная
наседка, как ни умиляли ее восторженные возгласы малышки, то и дело