"Франсуа Мориак. Пустыня любви" - читать интересную книгу автора

настольные часики - подделка под дельфтский фаянс, - стоявшие посреди
большого стола, где прессом для бумаг служила статуэтка в стиле модерн -
женщина, опирающаяся задом о глыбу хрусталя. Все эти фигурки словно пели
хором название обозрения, которое доктор только что читал на всех городских
перекрестках: "Только это одно хорошо!" - все, вплоть до быка из металла под
бронзу, положившего морду на свою корову. Окинув взглядом эту замечательную
коллекцию, доктор вполголоса произнес: "Эпоха предельной деградации рода
человеческого!" Он отодвинул один ставень, и в луче огня заплясали пылинки.
Расхаживая по комнате, он потирал руки и твердил про себя: "Никакой
подготовки, в первых же словах намекнуть ей, какое отчаяние охватило меня,
когда я подумал, что она больше не желает меня видеть. Она удивится, а я
объясню, что не могу жить без нее, и тогда, может быть, может быть..."
Он услышал звонок, сам пошел открывать и ввел пациента. Ну, этот не
нарушит его мечтаний, надо только не мешать ему говорить: похоже, такой
неврастеник требует от врачей лишь одного - чтобы они терпеливо его слушали.
Он, несомненно, представлял себе врачей некими мистическими существами, так
как буквально выворачивал себя наизнанку, обнажая самые тайные свои болячки.
Доктор уже опять вернулся мыслями к Марии Кросс: "Я человек, Мария,
несчастный человек из плоти и крови, как все прочие люди. Нельзя жить без
счастья, - я это понял слишком поздно, но все-таки ведь не настолько поздно,
чтобы вы отказались последовать за мной". Когда пациент кончил говорить,
доктор произнес с тем полным благородного достоинства видом, которым все
знавшие его так восхищались:
- Прежде всего необходимо, чтобы вы уверовали в свою волю. Если вы не
будете считать себя свободным, я не смогу ничего для вас сделать. Все наше
искусство пасует перед ложным самовнушением. Если вы считаете себя
беспомощной жертвой наследственности, то чего вы ждете от меня? Прежде чем
вас лечить, я требую от вас акта веры в вашу способность обуздать в себе тех
зверей, которые вам совершенно чужды.
Пока пациент, перебив доктора, горячо возражал ему, тот встал и,
подойдя к окну, сделал вид, будто разглядывает сквозь полуотворенные ставни
пустынную улицу. Он испытывал почти ужас оттого, что в нем еще живут лживые
слова, рожденные умершей верой. Подобно тому как мы видим свет звезды,
погасшей за столетия до нас, так и души окружавших доктора людей
воспринимали лишь эхо веры, которую сам он давно утратил.
Он вернулся к столу, заметил, что фаянсовые часики под Дельфт
показывают четыре часа, и отпустил пациента.
"У меня еще есть время", - говорил себе доктор, пускаясь почти бегом по
тротуару. Дойдя до площади Комедии, он увидел, как публика, выплеснувшаяся
из кино, осаждает трамвай. Ни одного фиакра. Ему пришлось встать в очередь,
но он то и дело поглядывал на часы. Привыкнув к тому, что в его распоряжении
всегда есть карета, доктор не умел рассчитывать время. Он пытался себя
успокоить: в худшем случае он опоздает на полчаса, для врача это пустяк.
Мария всегда его ждет... Да, но в этом письме она предупреждала - до
половины шестого, а уже пять часов! "Эй, да не толкайтесь вы так, что за
безобразие!" - прикрикнула на него какая-то дама, щекотавшая ему нос перьями
своей шляпы. Стоя в переполненном, душном трамвае, он пожалел, что надел
пиджак, ему было нестерпимо жарко: чего доброго, лицо будет грязное и от
него будет пахнуть потом.
Шесть часов еще не пробило, когда он сошел возле Таланской церкви.