Глава 6. Богиня Анге-Патяй, праздники и моляны в честь неё

Большие общественные, или так называемые волостные моляны (вель-молян) совершаемы были Мордвой не часто, не более пяти раз в году. Их совершали в честь главнейших божеств: Анге-Патяй, её четырех сыновей: Нишки-Паса, Свет-Верешки-Велен-Паса, Волцы-Паса и Назаром-Паса, и четырех её дочерей (сестрениц Патяй). В одних местах Мордва совершала волостные моляны в честь названных божеств, а в других в честь иных. Так, например, в некоторых волостях, близких к Волге, Суре и другим большим рекам, где жители занимались отчасти и рыболовством, совершаемы были больше моляны Вед-Мастыр-Пасу, водяному Богу, и т. п. Одной только богине Анге-Патяй велень-моляны совершались повсеместно. Кроме того, почти везде Мордва справляла «брачины» (от русского братчины), начинавшиеся с Покрова, и продолжавшиеся до Казанской. Самому верховному богу Чам-Пасу особых праздников нигде не бывало, но при всех молениях имя его поминалось первым, и ему, как миродержателю и творцу самих богов, молились прежде всех.

Моление Анге-Патяй, а с нею и четырем дочерям её, совершалось два раза в году: общественное, волостное, начинавшееся в день Семика и оканчивавшееся через неделю, и домашнее, в день Рождества Христова и в продолжение святок. Анге-Патяй, по понятиям Мордвы, единственное божество, созданное самим Чам-Пасом и произведшее всех прочих богов и богинь. Она представлялась вечно юною девой,[15] полною силы, красоты и жизни и во всем мире поддерживающею жизнь. То она представлялась чистою девой, покровительницей девиц и целомудрия, то матерью богов, покровительницей женщин, помощницей при родах, охраняющею жизнь и здоровье родильниц и новорожденных детей, покровительницей брака. Отсюда два праздника, в честь неё: один деве Анге-Патяй, совершаемый летом, в полях или рощах подле речки или источника, сначала девушками, а потом вдовами; другой — зимний, совершаемый в домах сначала детьми, любимцами Анге-Патяй, а потом замужними женщинами и повивальными бабушками. В году, в честь Анге-Патяй, совершалось вообще, восемь праздников: 1) в четверг, в день русского Семика, праздник, совершаемый девушками частью в деревне, частью у воды. Это «кёлу-молян», моление березе, или, точнее сказать, божеству, покровительствующему березе, Кёль-oзаису; 2) в пятницу, на другой день Семика, большой мирской или волостной молян в честь богини Анге-Патяй и Кёль-oзаиса. Он назывался «тевтярь-молян» (девичий праздник), так как в нем главную роль играли девушки; 3) в четверг после Троицына дня совершалось моление в честь богини Анге-Патяй вдовами, над которыми главною бывала повивальная бабушка. Это моление называлось «бабань-молян», то есть старушечий праздник, или, точнее сказать, вдовий; 4) накануне Рождества Христова совершалось детьми обоего пола празднование богине Анге-Патяй и Кёляда-oзаису, охраняющему домашний скот; 5) в самое Рождество Христово совершали домашний молян богине Анге-Патяй и сыну её Нишки-Пасу, при чем происходило приглашение всех богов к себе в гости на праздник; 6) на другой день Рождества Христова общественный, мирской молян, совершаемый замужними женщинами в доме повивальной бабушки; 7) зимние праздники в честь богини Анге-Патяй заключались празднеством детей обоего пола ей и богу свиней Тауньсяй, накануне Нового года, и 8) домашним моляном богине Анге-Патяй и богу свиней в самый день Нового года. По понятиям Мордвы, Анге-Патяй живет и на небе, и на земле. У неё вверху, за тучами, есть свой дом, наполненный семенами растений, зародышами разных животных, как домашних, так и диких, и душами еще не родившихся людей. Из этого дома она разливает на землю жизнь, сходящую то в росе, то в дожде, то в снеге, то в зарнице. Зарница особенно плодотворна: опускаясь на землю, она проникает в самое жилище Мастыр-Паса и дает ему силу земной производительности. В Симбирской губернии Мордва звала ее Заря-oзаис и почитала любимейшею внучкой Анге-Патяй и главнейшею её помощницей. В своем небесном доме Анге-Патяй молода и прекрасна собой, когда же сходит на землю, делается старухой, но чрезвычайно сильною. Здесь она как железная — ступит на землю, земля подгибается, ступит на камень, на камне остается след ноги. Иногда видали богиню на земле, то в виде большой птицы с длинным золотым хвостом, у которой из золотого клюва сыпались по полям и лугам зерна, то в виде белоснежной голубки, которая с высоты кидала цветы пчелам для собирания меда и хлебные крохи своим любезным курам. Но чаще всего люди видят одну тень благодетельной богини, когда она навещает нивы. Случается, что в ясный летний день, около полудня, вдруг пронесется по полю легкая тень от едва заметного облачка, заслонившего солнце. Это, по мнению Мордвы, тень Анге-Патяй, которая невидимо для людей ходит по земле, оплодотворяя ее и лелея любимые ею животные и растения. Приставляя к каждому младенцу особого духа-хранителя (Анге-oзаис), Анге-Патяй сама часто навещает детей во сне и ласкает их. Если спящий ребенок улыбается — значит, добрая богиня ласкает его. На земле Анге-Патяй надзирает, трудолюбивы ли женщины, и в особенности каково они прядут. Анге-Патяй сама пряха. На небе она прядет на серебряном гребне золотым веретеном пряжу. Поэтому в дни празднования ей, то есть в неделю от Рождества Христова до Нового года и от Семика до следующего четверга, мордовки не прядут, считая то за великий грех и думая, что льняная одежда, на которую будет употреблена выпряденная в эти дни пряжа, принесет много бед человеку, который будет носить ее. Летающие в ясные дни по осени пряди паутины считаются пряжей матери богов. Она посылает на землю своих прислужниц с зародышами животных и с душами людей, и сама присутствует невидимо при рождении детей.

Из домашних животных особенно любимы богиней Анге-Патяй куры за свою плодовитость; поэтому ей и приносят в жертву кур и яйца. Куриные яйца, снесенные в Семик, то есть в праздник богини Анге-Патяй, на другой день красили в луковых перьях, отчего они выходят желтовато-красными. Эти яйца зовутся золотыми; их берегли и во время пожара кидали в огонь для укрощения пламени и перемены ветра, клали в лесу на деревьях, где устраивали борта, чтобы пчелы лучше роились, и, изрубив, кормили ими с молитвой к Анге-Патяй молодых цыплят, чтобы, выросши, они несли больше яиц. Эти же яйца ели женщины, которые не рожали, или у которых дети умирали в младенчестве. Во время скотских падежей и болезней домашнего скота, особенно же овец, изрубив эти яйца, раскидывали в хлевах, а скорлупой вместе с луковыми перьями окуривали скотину. Мордва рассказывает, что при начале мира Анге-Патяй сказала всем животным и женщинам, чтоб они каждый день приносили плод. Все отказались, говоря, что это очень тяжело и мучительно; одна курица согласилась исполнить желание богини и зато сделалась любимым её животным. Кроме курицы, была еще одна птица, которая согласилась исполнить желание богини и сделалась было также её любимицей, но потом возроптала на тяготу ежедневного деторождения. Это была кукушка, которая также предназначалась быть домашнею птицей. Анге-Патяй разгневалась на нее, выгнала ее из человеческого жилья в лес и не позволила вить своего гнезда, а велела класть яйца в чужие гнезда. В знак же неисполненного ею обещания, сделала ее рябою и самые яйца её рябыми. С тех пор кукушка жалобно кукует по лесам, тоскует о человеческом жилье, где ей было так привольно жить.

Посылая на землю полевую плодотворную зарницу, Анге-Патяй удерживает бурю, гром и молнию; без её помощи давно бы весь мир разрушился. Когда идет дождь, она из небесного своего дома прыскает молоком. Капли этого молока, упавши на коров, увеличивают в них молоко. Из млекопитающих животных любимейшие этою богиней овца и свинья, за то, что они больше других плодятся; оттого и в жертву Анге-Патяй, вместе с курами и яичницей, приносят летом белую овцу, а зимой свинью.

Из растений Анге-Патяй особенно любит просо и лен, за то, что они дают больше семян, чем другие возделываемые человеком растения. Она сама собирает лен с полей, с каждой десятины по одной льняночке, и из него на своем серебряном гребне прядет пряжу на рубашки своим детям-богам. С белых овец выщипывает по шерстинке; собранную таким образом волну прядет, потом красит в лазури небесной, в красном солнце, в желтом месяце, в алой заре, и этою разноцветною шерстью вышивает на рубашках богов, по мордовскому обычаю, подол и плечи. Радуга — это подол рубашки Нишки-Паса, вышитый матерью его Анге-Патяй. Если женщина беременна и Анге-Патяй имеет особое благоволение к носимому ею ребенку, она из своей пряжи приказывает своей дочери (вероятно, Нишкинде-Тевтярь) выткать рубашку для новорожденного и посылает ее на землю с Анге-oзаисом. Это те младенцы, которые родятся в так называемых сорочках. Они считаются счастливыми и всю жизнь находящимися под покровительством Анге-Патяй. Сорочку зашивают в ладанку и надевают на младенца; он носит ее всю жизнь, и по смерти ее кладут с пим в гроб. Потерять ладанку с сорочкой значит навлечь на себя множество несчастий и потерять покровительство богини. Просо, так же, как и лен, составляет любимое растение Анге-Патяй: оттого больных детей кормят просяною кашей (пшенною), сваренною на овечьем молоке, такою же кашей кормят на свадебном пиру молодых; при рождении ребенка (теперь на крестинах) бабушка-повитуха пшенною кашей кормит всех присутствующих, пшенную кашу старухи приносят в жертву богине Анге-Патяй на так называемом «бабань-молян»; ею, призывая имя богини, кормят кур, чтобы лучше неслись. Кроме того, Анге-Патяй покровительствует еще луку и чесноку, поэтому луковицы мордовки кладут под подушку младенца больного или такого, который мало спит, и окуривают его луковыми перьями. Не любит Анге-Патяй хмелю, потому что он вырос из ветки, принесенной к людям Шайтаном; потому на праздниках в честь неё никогда не употреблялось пиво, сваренное с хмелем, а только одно сыченое сусло «пуре». Из деревьев любимым деревом Анге-Патяй почиталась береза, потому что она скорее других деревьев размножается. Как без яиц и проса, так и без березы не обходились праздники в честь Анге-Патяй. Даже во время зимних праздников употреблялись распаренные березовые веники.

Из насекомых Анге-Патяй особенно любит пчелу за её трудолюбие и плодовитость. Пчела, подобно курице, изъявила, при создании согласие на предложение Анге-Патяй ежедневно родить детей, за что и удостоилась особенного её благоволения. Зато лишь из её воска можно, по завету Анге-Патяй, делать священные штатолы и только из её меда варить жертвенное «пуре». Осам и шмелям этого не предоставлено, как не изъявившим согласия на вызов богини. Муравей, по призыву богини, также вызвался было на плодородие и вечную труженическую работу, но, смущенный Шайтаном, стал зарывать свои соты в землю и прятать детей в мусор, чтобы не доставались они людям. За то Анге-Патяй лишила "муравьиное масло" сладости и вкуса и велела муравьям трудиться в земле. А муравьиное масло прежде было медом.

Анге-Патяй, как источник жизни, покровительствует повивальным бабкам и сама поэтому в некоторых местах называется «Буламань-Патяй», т. е. богиня-повитуха. На другой день зимнего её праздника, в каждой деревне в доме бабушки-повитухи совершаемы были особые жертвоприношения, сохранившиеся повсюду и до сих пор в виде "сборных обедов". Богиня жизни покровительствовала также и лекаркам, помогая им лечить всякие болезни. При особом обряде лечения «притки» (порчи), о котором скажем в своем месте, лекарки употребляли яйца и просо, без которых не обходился ни один обряд, совершаемый в честь Анге-Патяй. По свидетельству о. Шаверского, в Самарской губернии до сих пор мордовские лекарки снимают с человека порчу при пособии яйца, пшена и березовой ветки или веника.

Перед летним праздником Анге-Патяй, париндяиты и янбеды собирали хлеб, солод, мед и другие припасы по тому же обряду, какой описан выше, но на этот раз не женщины обнажали плечи и грудь и подавали припасы сборщикам, но девушки. Замужние женщины стояли одаль. Взявшись одною рукой за обе тесемки, другою девушка прикрывала грудь, в знак своей девственности. Накануне праздника девушки убирали избы и дворы зелеными ветвями, преимущественно березовыми, и ставили перед домами березки, как у нас ставятся в Троицын день. Из древесных ветвей и цветов плели венки и надевали их на голову, а также вешали их снаружи избы в таком количестве, сколько в доме было девушек. Девушки развешивали такие же веники над своими изголовьями, призывая при этом в молитве покровительницу свою, богиню Анге-Патяй, следующим образом: "Чам-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас матушка, помогай девке твоей (имя) чисто жить и давай поскорей жениха хорошего". А повесив венки, говорили: "Свет-Нишки-Пас, шли жениха до нас".

Накануне праздника Анге-Патяй, то есть в самый день русского Семика, мордовские девушки изо всей деревни собирались вместе и с березовыми ветвями в руках, с венками на голове ходили от дома к дому с громким пением. В своей песне обращались они к деве Анге-Патяй, прося ее сохранить их и прибавляя молитву к Нишки-Пасу, чтобы он прислал к ним женихов. Мужчины не имели права присутствовать при этой церемонии. Если бы какой-нибудь смельчак осмелился проникнуть в это время в кружок девушек, они имели бы право схватить его, трепать и щекотать, пока он не откупится десятком свежих яиц. Только дудник мог ходить с девушками, если они приглашали его играть на нехитром мордовском инструменте. Девушки выбирали из среды себя «прявт-тевтярь» (начальница девиц, слово в слово "голова-девка"). Она шла впереди, а перед нею маленькие девочки несли березку ("кёлу"), украшенную полотенцами, платками и «каркс-чамаксом» предводительницы процессии прявт-тевтярь. Следом за нею шли избранные ею из любимейших подруг три «тевтярь-париндяиты» с кузовками, пещурами или бураками, украшенными березовыми ветвями. Вереница девушек, подходя к каждому дому, пела особую песню, называемую «кёлморо» (песня березы: от «кёль», "кёлу" — береза и «мурома» — петь). У Мордвы, забывшей свой язык, «кёлморо» поется так:

Хозяйка в окно подавала яйца, а также пшеничной муки и масла на драчону. Яйца принимала «прявт-тевтярь», а муку и драчону дочери, внучки или племянницы хозяйки того дома, из которого подают. В кузовок одной из «париндяит-тевтярь» складывались набранные яйца, в кузовок второй — мука, в кузовок третьей — масло.

Когда хозяйка дома подавала в окно девушкам припасы, то говорила: "Анге-Патяй-Пас матушка… береги мою девку, чтобы не полюбил ее злой человек, чтобы не завял её зеленый венок".

Отойдя от окна, девушки становились вокруг перед окнами дома и с звуками дуды пели «величанье» своей подруге-девушке из того дома, где сейчас подали. Вот для примера три таких величанья, которые в Пензенской губернии (Саранского и Краснослободского уездов) поются еще по-мордовски, несмотря на то, что поющие и многие из слушающих песню плохо или даже вовсе не понимают её смысла.

Величанья девушек поются и при других случаях, например, на свадьбах ими величают невесту, на посиделках поют то одной, то другой мордовской девушке также похвалы. Иногда эти величанья вставляются в песни. Таким образом первое из приведенных величаний поется в средине песни о том, как мордовская красавица, имевшая много женихов, не хотела идти за богатых, потому что в доме богатого работы много, и вышла за бедняка, у которого не было ни кола ни двора; а третье в начале песни о том, как одну красавицу выдали замуж за разбойника, и как она ночью нечаянно увидала, что он натачивает нож.

Набрав достаточное количество яиц, масла и муки, девушки, неся разукрашенную березку, под вечер идут из деревни на ближайшую речку, ручей, ключ иди колодец с песнями, сходными с русскими семиковыми. Как скоро выйдут за околицу, поют:

Придя на речку, становят разукрашенную березку на берегу и разводят огни для приготовления яичницы и драчоны. В иных местах с березки снимают все навешанное и привязывают к ветвям березки, стоящей на корню. Вокруг неё девушки становятся кругом, прявт-тевтярь, как начальница праздника, кричит: "сакмеде!" (молчите), и, когда все замолчат, читает: "Кёлу-Пас! вынимань монь (божество березы, помилуй нас); Анге-Патяй-Пас! давай нам добра здоровья". Затем кланяются березе в землю, и это повторяется трижды. После этого поклонения божеству березы, снимают с голов своих венки и бросают их в воду. При этом замечают: чей венок поплывет, та девушка скоро замуж выйдет, а чей потонет, та скоро умрет. Затем разуваются и моют в воде ноги. Наконец «раздевают» березку, то есть снимают с неё все на ней навешанное, разламывают ее и бросают в огонь, на котором приготовляют яичницу и драчону. Когда кушанье готово, прявт-тевтярь кричит: "сакмеде!", и читает молитву, обращаясь сначала к Чам-Пасу, потом к Анге-Патяй, прося ее о здоровье и о хороших женихах, а наконец в Кёль-oзаису, принося в жертву этим божествам, приготовленные кушанья, при чем сковороды трижды поднимают вверх. Съевши все изготовленное, девушки начинают «кумиться». Для этого делают большие венки из березовых ветвей и после песни целуются через венок одна с другою. Песня в Симбирской и Нижегородской губерниях при этом поется следующая. Она употребляется и русскими:

Покумившись, девушки возвращаются в деревню всею гурьбой c громкими песнями:

Здесь обращение к Троице есть, по всей вероятности, остаток бывшего прежде обращения к трем главным божествам: Чам-Пасу, Нишки-Пасу и Вед-Пасу, обращение к Богородице есть несомненно обращение к богине Анге-Патяй, а под именем честного Семика разумеется Кёлу-oзаис, бог березы, в честь которого справлялся этот праздник мордовскими девушками.

На другой день, в кереметь, посвященный богине Анге-Патяй, на общественный молян собирались и старые и молодые, и мужчины и женщины. Три девушки приводили купленную на собранные париндяитами и янбедами деньги белую годовалую овцу. Перед тем мыли ее в речке и к рогам иногда привязывали березовые ветви. Если на молян собиралось много народу, приводилось две, три и более овец. Введя в восточные ворота керемети овец, девушки отдавали их позанбунаведам, которые привязывали их к овечьему юбу (столбу у восточных ворот), отводили на поварню (тер-жигать), кололи жертвенным ножом, шкуру вешали на юбах, а янбеды варили мясо. Девушки с березовыми ветвями, украшенными платками, и с полотенцами в руках, становились перед священною березой, которую также украшали, привязывая к ней полотенца, платки, каркс-чамаксы и пр. Позади девушек становились женщины, а за ними мужчины. Принесенные из домов яичницы, драчону и пшенную кашу в горшках развешивали на рычаги, а перед березой ставили бочку сыченого пива (пуре). Девушки, избрав из себя трех, давали им яйца из собранных накануне, и те на заслоне делали "мирскую яичницу". Затем возатя влезал на дерево и совершал обряд моления, как он описан в предыдущей главе. Вместо прысканья на народ пивом, он, обратясь с молитвой к Кёлу-oзаису, бросал зеленые березовые ветви с священного дерева, их подбирали девушки и, сделав из них венки, надевали на головы. Им первым на этом моляне давали и сыченого пива, и баранины, и щурьи, и яичницы с драчоной.

По окончании моляна мужчины и замужние женщины расходились по домам, а девушки с песнями шли к ручью, разувались и мыли ноги. Потом опять кумились, то есть целовались друг с другом через венок, и затем как венки, так и березовые ветви, что держали при жертвоприношении в руках, бросали в воду.

Этим весенний праздник Анге-Патяй не оканчивался. Через неделю, в четверток на Троицкой неделе, совершался так называемый «бабань-молян», в котором принимали участие старухи, или, точнее сказать, вдовы, без участия мужчин, замужних женщин и девушек. Из молодых вдов могли участвовать только не имевшие намерения вступать в новый брак. В свою очередь, если у старухи муж был еще жив, она не имела права участвовать в бабань-моляне хотя бы ей было и девяносто лет от роду. Таким образом третий летний праздник в честь Анге-Патяй был вдовьим праздником, почему и назывался «бабань-каша», или "бабань-молян"[19] Накануне четверга собирались пять, шесть или семь старух и ходили по деревне сбирать припасы. Собирали девять куриц, с каждого двора по нескольку копеек денег, с каждой женщины по четыре яйца и несколько масла, сметаны, муки, круп, хлеба, соли и пр. Собранное отдавали избранной старшей старухе «прявт-баба». Эту должность обыкновенно занимала повивальная бабушка деревни — «буламань». На собранные деньги покупали старую овцу. В четверг поутру, при восходе солнца, старухи собирались в одно место и несли на речку, ручей или ключ впереди всего березку, на которую навешивали несколько 6елых платков или полотенец, затем несли пятнадцать горшков сваренной из собранного пшена каши, прочие припасы и живых овцу и кур. Для заклания овец и кур вдовы приглашали вдовца-старика, обыкновенно кого-либо из позанбунаведов. На берегу ручья или ключа, но непременно в роще и преимущественно березовой, старухи разводили огонь и вешали над ним котлы. В одном, ведер в десять, варили салму — жидкое тесто с маслом, и на больших заслонах делали яичницу. Когда все это сварится, они все приготовленное расставляли на земле и в середине расставленного кушанья втыкали в землю, принесенную из деревни, разукрашенную платками и полотенцами березку. Затем становились вокруг, и три из них, выступив вперед, говорили в один голос молитву. Мы не имеем текста старинной мордовской молитвы, употреблявшейся на «бабань-моляне», но вот как теперь, по свидетельству священника села Вечкомова, Бугурусланского уезда, Федора Шаверского, старухи читают молитву перед иконой, которую приносит с собой из дома: "Господи Пас-Корминец! пой нас и корми, а народу православнова роди многа всякий хлеб". Потом, глядя на небо, продолжают: "Ты, батюшка Илья Великий, шли на землю теплую росу и тиху погоду". Затем, взглянув на речку или на родник: "Вода матушка, подай всем хрещеным людям добрый здоровья. Кто выпьет, кто съест тебя, тому дай здоровья, а кто купатся, тому дай легость и радость. Дай добрый здоровье и скотина, котора тебя пьет". После того, притрогиваясь ко всему поставленному на земле, старухи говорят: "Тебе, Господи, салма, яичница, лепешки и сметана — принимай, а чего просим давай. Дай, Господи-Пас и матушка Пресвятая Богородица, народу православнова много всякой скотины, чтобы родилось много ребят, чтобы росли большие и были здоров".

Эта молитва, как говорит в своей записке о. Шаверский, читается старухами трижды. Конечно, основой её послужила забытая уже Мордвой старинная их молитва, обращенная к божествам. Судя по её содержанию, можно, кажется, безошибочно заключить, что в ней обращались сначала к Чам-Пасу, именем которого начиналась у эрдзядов и терюхан каждая молитва, Нишки-Пасу, которого крещеная Мордва переименовала в Илью Великого, к Вед-Мастыр-Пасу, богу воды, и наконец к Анге-Патяй.

Прочитав приведенную молитву, старухи, говорит о. Шаверский, начинают есть салму, смешивая ее с яичницей и сметаной, и, позавтракав таким образом, тут же ложатся спать. Проснувшись около полден, они принимаются за жертвоприношение. Приходит приглашенный старик, колет овцу и девять куриц и варит мясо их в воде без соли. Когда все уварится, старик вынимает мясо из щурьи, кладет в корыто и ставит на землю близ реки или родника. Старухи к мясу приставляют пятнадцать горшков каши, выкладывают ее в чашки и мешают с маслом. Изготовив все таким образом, становятся на колени перед иконой, и три старухи читают следующую молитву: "Господи Пас-Корминец! Пой нас и корми и давай нам много всякого добра, а всему народу добрый здоровья. Великий Пас, дай, чтоб мы были здоровы, дай спорину в работе и во всяком деле, куда пойдем, дай счастливый путь. Чего у тебя просим, о чем молим, того, Пас-Корминец, всегда давай нам. Матушка Пресвятая Богородица, уроди много хлеба, дай нам лошадей, коров и овец, и чтоб на них мягкая была шерсть. Спаси, Господи Пас-Корминец, весь народ православный от лихого человека, от голодуна,[20] не попусти на нас, поставь его, Господи, вверх ногами и сломи ему правую руку и вышиби у него правый глаз". Затем, дотрогиваясь до каши, баранины и пр., говорят: "Вот Тебе, Господи Пас-Корминец, вот тебе, матушка Пресвятая Богородица, каша, цельный хлеб, овечье мясо, курятина и щурьба. Принимай, чего просим, подавай". По прочтении этой молитвы трижды, старухи садятся на землю кругом приготовленного кушанья и обедают. Тут приходят на мольбище и мужчины и молодые женщины из той же деревни, и старухи дают им часть своего обеда. Затем остатки собирают и уносят домой. Часть из остатков каши зарывали потом в западном углу овечьего загона, а другую клали под камень «кардо-сярко», остальное же съедали с домашними на другой день. Березку ставили в овечьем загоне, а ветви с неё развешивали по нашестям кур.

Зимние праздники в честь богини Анге-Патяй назывались кёляде-няк[21] и совершались на святках. В них преимущественно принимали участие замужние женщины и дети обоего пола. Особым же почетом пользовались бабушки-повитухи.

К Рождеству молодые женщины варили сыченое медом пиво (пуре), не допуская до этого ни старух, ни мужчин. Хмелю в него не клали, ибо Анге-Патяй не любит этого, принесенного Шайтаном, растения. За день до Рождества Христова кололи середи двора, у камня «кардо-сярко», свинью с особыми обрядами. Назначенную на колотье свинью откармливали недели три и более. Всю оставшуюся барду от варенья пива к празднику Назаром-Паса (6-го декабря) отдавали ей, так же, как и барду от рождественского пива. За три дня до колотья свинью впускали в избу, где она и жила обыкновенно под печкой. Декабря 23-го молодые женщины наряжали свинью, то есть повязывали ей на шею полотенце, за которое затыкали несколько розог из распаренного веника, вели ее в передний угол, наливали в чашку большую часть отвара, оставшегося от паренья веников, и поили свинью. Потом хозяин вел ее на середину двора и колол, не снимая с животного полотенца, и розог, а кровь спускал под камень «кардо-сярко». Палили свинью на этом самом камне на березовых лучинах, зажженных священным штатолом, при чем молились Анге-Патяй, Нишки-Пасу и Таунь-oзаису (богу свиней). Полотенце тут же сожигали. Но окровавленные розги хозяйка брала к себе, чтоб утром в Рождество будить ими детей. Когда они еще спали, мать сильно стегала их прутьями, приговаривая: "Анге-Патяй казинес, Кёльчянян казинес, Кёль-Кёляда казинес" (то есть: Анге-Патяй подарила, березовый праздник подарил, Коляда подарила). Это делается для здоровья; чем дети громче при этом плачут, тем здоровье будут, потому что покровительница их, Анге-Патяй, скорей их услышит. В празднику обыкновенно варили лапшу или салму со свининой, свиную голову, и жарили свиные кишки, начиненные пшенною кашей.

Накануне Рождества Христова у Мордвы, как и в русских деревнях, дети «колядуют». Не вдаваясь в рассуждения о том, происходит ли слово «коляда» от латинского calendae или от славянского коло, заметим, что у Мордвы оно, по имени березового божества, покровительствующего домашним животным, называется коляда, что собственно значит березовый, от кёль или келу, береза. Береза, как уже сказано, было любимое дерево Анге-Патяй или посвященное этой богине. С свежею березкой ходят девушки и вдовы во время летнего праздника, а так как накануне Рождества нельзя иметь свежих березок, то мордовки распаривают березовые веники в горячей воде, в которую прибавляли молока, выпускали несколько яиц и кидали горсть проса. Этою водой после обмывали детские колыбели, ею же спрыскивали во время родов женщин.

Вечером в рождественский сочельник собираются дети до четырнадцатилетнего или пятнадцатилетнего возраста обоего пола. Девочки ходят с березовыми вениками, на которые навязывают платки и полотенца. Эти веники и называются «Кёль-Кёляда». Мальчики ходят с палками, колокольчиками, бубенчиками и печными заслонами. Впереди одна девочка носит мешок, а перед ней другая идет с горящим восковым штатолом в фонаре, который привязывается к палке и носится высоко. Ходя, дети поют:

Во время этого пения мальчики звонят в колокольчики и бубенчики, стучат в заслоны и поднимают страшный крик и шум на всю деревню. Подойдя к окну, поют следующую песню:

Молодые женщины, разряженные в лучшие платья, подают в окошко крашенные луком яйца, свиные кишки, начиненные пшенною кашей, сдобные пресные лепешки и так называемые «кёлянгемен» — пирожки с пшенною кашей и яйцами, сделанные в виде овец, свиней и кур. Все поданное дети кладут в мешок и переходят от одного дома к другому. Обойдя деревню, они собираются в одну избу: ставят большой украшенный веник и горящий штатол в передний угол и все вместе ужинают собранным; что останется, относят домой.

Молодые женщины стряпают с половины дня в сочельник. Огонь в печке разводят в это время с соблюдением следующих обрядов: зажигают перед печкой штатол и ставят березовый веник, другим распаренным березовым веником выметают из печи и из загнетки золу дочиста, а потом кладут дрова, непременно березовые, если же мало таких дров, то хотя одно полено. Хозяйка берет пук березовой лучины и зажигает его штатолом, говоря: "Чам-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, умоли за нас, Свет-Нишки-Пас, поднимай красно солнце, обогрей нас теплом, уроди нам много хлеба". Горящую лучину кладут на шесток и на нее головешку, тщательно сохраняемую от прошлогоднего Рождества. Когда эта головешка разгорится, ее кладут в загнетку, а лучиной растапливают дрова в печи. В загнетку же, кроме головешки, кладут еще сырое березовое полено, которое и курится три дня. Остающуюся головню заливают отваром, в котором распаривали веники, и берегут под печкой до следующего зимнего праздника Анге-Патяй. Заливать головню должно дитя, самое младшее в доме, исключая тех, что не умеют еще ходить. Прежде чем залить головню, мать ребенка посыпает ее солью. Соль трещит на огне, а мать приговаривает: "Нишки-Пас, свети на нас, шибче соли не греми, Пас-Пургини[24] ".

Истопив печь, выметают под не помелом, а распаренным березовым веником, с молитвой к Анге-Патяй. В этот день жарят свиные кишки, красят луковым перьем яйца, пекут пресные лепешки на свином сале и пироги с пшенною кашей (кёлянгемен). На другой день, то есть в самое Рождество, замужние женщины устилают в избе весь пол чистою соломой, ставят в переднем углу березовый веник, комлем вниз, а перед ним незажженный штатол, потом начинают стряпать: варят лапшу со свининой и особо свиную голову. Когда ее сварят, кладут ей в рот крашеное яйцо и распаренный березовый прутик с листьями. Под свиную голову на блюдо расстилают, в виде бороды, пучок окрашенных в красный цвет ниток. Это называется "золотая борода".

В полдень 25-го декабря хозяин зажигает штатол и становится со всеми домашними на колена перед окном, которое раскрывают. Мордва при каждом молении, совершаемом в доме, непременно открывала окно и, молясь, смотрела через него на небо. На этот раз все кланялись в землю и воздевали руки к небу, а хозяин так приглашал к себе в гости богов: "Чам-Пас, помилуй нас,[25] Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, ступи к нам в дом на праздник твой Кёльчянян; Нишки-Пас, Иниче-Пас (сын божий), ступи к нам в дом на праздник твой Кёльчянян; Свет-Верешки-Велен-Пас (затем следует перечисление прочих богов), приходите к нам в дом с Анге-Патяй и с сыном её Иниче-Пас на их праздник Кёльчянян".

После приглашения богов хозяин приказывает собирать обед. Хозяйка подает ему на блюде свиную голову, и он идет с ней из избы в сопровождении детей; из них самый малый несет перед отцом березовый веник, взятый из переднего угла. Хозяин несет свиную голову прежде на камень «кардо-сярко», а потом в конюшню, во все хлева, в курятник, на погреб, в баню, в овин и на колодец, везде читая молитвы Анге-Патяй, Нишки-Пасу и местному, так сказать, божеству, например, в овчарне богине Рев-oзаису, в конюшне Лишмень-oзаису и т. д. Обойдя все домашние принадлежности, возвращаются в избу, где на столе, покрытом чистым рядном, поставлены уже все кушанья, и в числе их три пирога с пшенною кашей (кёлянгемен), два рядом, третий на них: верхний посвящен самой Анге-Патяй, а нижние — Нишки-Пасу и остальным сыновьям и дочерям богини Анге-Патяй. Возле стола на полу ставят кадку с пуре. Хозяин ставит свиную голову на середину стола, а березовый веник в передний угол. После того все становятся на колени, и хозяин читает молитву: "Чам-Пас, помилуй нас; Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, умоли за нас; Нишки-Пас, Иниче-Пас, пой нас и корми. Кланяемся с хлебом, с солью, с полным столом. Вот тебе, Анге-Патяй-Пас, свиная голова, кёлянгемен (пирожки), хлеб, соль, ведро пуре и яйца крашены. Вот тебе, Нишки-Пас (снова перечисление кушаний). Вот вам, боги (перечисление их и новое перечисление кушаний). Сколько на столе хлеба и соли, столько дай нам добра. Сколько в пирогах круп, столько дай нам добра. Сохрани нас от злых людей и нечистой силы, а свиней и овец от волков. Анге-Патяй-Пас, что посеяно у нас в землю, зароди, сошли белую зарницу и теплую росу. Свет-Нишки-Пас, свети и грей наш хлеб; Анге-Патяй-Пас, уроди толстую солому, крупный колос, желтое с куриное яйцо зерно. Какую шерсть любит Юрта-oзаис (домовой), такой скот и давай. Дай нам много лошадей и с упряжью, здоровых и сильных, как медведь. Дай нам коров, свиней, кур, гусей и уток, и всякий скот и всякую птицу. Старым добром кланяемся, нового давай"[26] Прочитав эту молитву, хозяин берет верхний кёлянгемен, посвященный богине Анге-Патяй, отрезывает от него горбушку и на нее укладывает кусочки мяса, сначала от свиной головы, потом от свинины, что в лапше, кусочек крашеного яйца, пресной лепешки и прочих кушаний, находящихся на столе. Взяв в правую руку эту горбушку, а в другую ковш пуре, он, не становясь на колени, читает в третий раз приведенную сейчас молитву. Прочие же все молятся на коленях. Когда в молитве хозяин перечисляет кушанья, при названии каждого притрогивается к нему горбушкой. Затем горбушку с положенными на нее кусочками передает жене, а она кладет в загнетку на курящуюся там старую головню и новое березовое полено. После того хозяин передает жене ковш пуре, а она выливает его в загнетку, читая молитвы богине Анге-Патяй, и зажигает в загнетке сухую березовую лучину, чтобы поскорее сгорало принесенное в жертву. За обедом прежде всего принимаются за свиную голову, сначала кусочек от неё отрезывает и ест хозяин, потом жена его отрезывает кусочки себе и прочим семейным. Свиные уши и хоботок обыкновенно даются детям. После обеда хозяйка берет кусочек от свиной головы и в ковше несколько пуре, относит на, двор и там кусочек мяса кладет под камень «кардо-сярко» и обливает его пуре.

На другой день, 26-го декабря, был совершаем всею деревней «пециона-молян» (общественное деревенское молебствие) в доме повивальной бабушки, которая при этом была главным действующим лицом. Пуре, пироги, каша, необходимые при совершении обрядов, были сборные, как вообще бывало на волостных и деревенских молянах, но припасы для того не собирались париндяитами и янбедами, а готовые пуре и кушанья были приносимы к повивальной бабушке хозяйками домов, а сама она варила только две пшенные каши, крутую и жидкую, для чего, еще за несколько дней до Рождества, приносили ей проса и масла родившие в продолжение последнего года женщины.

В этом празднике принимали участие женатые мужчины, замужние женщины и маленькие их дети; ни вдовцам, ни вдовам, ни молодым парням, ни девушкам не было на нем места. Этот праздник, называемый «буламань-молян» (молебствие повивальной бабушки), справляем был вечером. Из каждой семьи шли к бабушке хозяин, хозяйка и маленькие дети, не достигшие еще семилетнего возраста; они на этот день назывались внуками и внучками как богини Буламань-Патяй, так и принимавшей их при рождении повивальной бабки. Каждый внук или внучка приносили бабушке пирог с пшенною кашей и маком и два ситные коровая. Отец приносил ведро пуре, а мать аршинный пирог с кашей, два ситные коровая и лопатку вареной свинины или говядины. Мать жертвуемое от себя и от тех детей, которые еще не могли сами нести подарков бабушке, завязывала в белый балахон, к которому пришивала две длинные тесемки, и, обнажив плечи, клала на них узел и привязывала его накрест тесемками. Накинув поверх его шубу, мать шла впереди, за нею дети, сзади муж. Подойдя к воротам бабушки, мать, взяв на руки маленького ребенка, вместе с детьми поет:

Пропев это приветствие, семья входит в сени, мать сбрасывает с плеч шубу и, войдя в избу, оборачивается задом; бабушка подходит к ней с словами: "Милости просим к нам в дом со своим добром", потом, держа узел одною рукой, другою колет слегка женщину пять раз ножом по голым её плечам и по спине и перерезывает тесемки узла. Таким образом и здесь повторяется обычай собирания припасов париндяитами и янбедами для велень-молянов. Взяв узел с припасами, бабушка целуется с принесшею, целует внуков и внучек и принимает от них пироги и короваи. После того отец ставит на стол ведро пуре и кланяется в ноги бабушке.

Когда соберутся все, бабушка накрывает стол чистым рядном, ставит хлеб, соль, короваи, пироги, блюдо со свининой и говядиной и два горшка каши, жидкую для детей, крутую для взрослых. На стол ставит она парку пуре, прилепляет к ней горящий штатол и отворяет окошко. Громко крикнув: "сакмеде!" (молчите), приказывает всем стать на колени и молиться в окно, а сама читает: "Чам-Пас, сам Господь Савагоф, помилуй нас! Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, дай добра здоровья внучкам, деткам, отцам, матерям. Буламань-Патяй, береги внучков, чтобы были теплы и сыты, и в добром здоровье;. Анге-oзаис, береги внучков от дурного глаза, от голодуна (колдуна) и всякой нечистой силы. Анге-Патяй-Пас, почаще сходи из своего золотого небесного дома утешать внучков и деток. Дай матерям много молока выкормить внучков. Дай много детей, чтоб выросли большие и были здоровы!" Во время этой молитвы бабушка с помощью женщин три раза поднимает стол с поставленными на нем кушаньями. Затем, обходя его три раза посолонь с штатолом в руке, говорит, притрогиваясь к кушаньям: "Анге-Патяй-Пас, Буламань-Патяй-Пас, вот тебе хлеб, соль, пироги, короваи, вот тебе пуре, вот тебе каша и масло", после чего выкладывает обе каши в разные блюда и маслит их, продолжая молиться богине. Взрослые и дети в это время стоят на коленах. Затем, взяв в ковш пуре, бабушка подходит к окну, высовывает его наружу, читая: "Чам-Пас, сам Господь Савагоф, помилуй нас; Анге-Патяй-Пас, Буламань-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, дай здоровья внучкам и деткам, дай здоровья отцам, матерям, чтобы дети росли, а у матерей молока было много в груди!" и, набрав в рот пуре, брызжет на женщин и детей со словами: "дур-дур-дур, пуре Анге-Патяй-Пас". Исполнив этот обряд, бабушка пьет немного пуре, потом пьют его женщины, а за ними мужчины. Бабушка садится на лавочку, берет ложку крутой каши и ест, за ней едят по ложке женщины и мужчины, наконец бабушка из своих рук дает по ложке жидкой каши детям; после чего все садятся за три стола и ужинают.

На следующий день, 27-го декабря, к бабушке собираются одни дети, без родителей. Она разогревает им оставшееся кушанье. Съев его, дети берут бабушку под руки и водят по деревне из дома в дом с песнею:

В каждом доме бабушку принимают с почетом, угощают ее пивом, пирогами, кашей. Каша в этот день варится в свином желудке (сычуге).

На святках холостые мужчины и девушки, так же, как и в русских деревнях, переряживаются и ходят из дома в дом с песнями и с дудниками, которые играют в мордовские инструменты: дуду, паламу и кайгу (скрипка), на перекрестках, у околиц и у колодцев останавливаются, составляют что-то в роде хороводов и пляшут. При этих увеселениях, как и при колядованьи, в некоторых мордовских деревнях носят веник и в фонаре зажженную свечу. Это повторяется каждый вечер с 27-го декабря до крещенского сочельника, а в иных местах только до Нового года.

Святочные гаданья у Мордвы такие же, как и у русских: девушки гадают о суженом, молодые люди о рекрутстве. Священник села Итманова, населенного обруселою Мордвой племени эрдзядов, в записке своей "О жителях села Итманова" говорит: "В святочные вечера, по общему обыкновению, и здесь гадают: льют олово и ходят слушать. Рекрутский набор, свадьба, смерть и семейные разделы более всего занимают итмановских поселян и служат поводом к гаданьям. Если олово, влитое в ковш свежей холодной воды, разбившись, упадет на дно, это принимается за верный признак семейного разлада; олово, слившееся в вид гроба, означает смерть, в виде ранца или ружья — отдачу в рекруты, в виде венца — свадьбу. Собираются слушать преимущественно на перекрестки, обводят вокруг себя круг березовым веником, помелом или лопатой, в ограждение от злых духов, и, ложась на землю, слушают, а главный в этом сборище, нередко старик, стоит и машет веником во все стороны. Если кому послышится скрип обозов — будет в следующем году изобильный урожай хлеба, если же ничего не слышно — будет недород. Иному слышатся стоны и вопли, из чего заключают, что год будет тяжел для народа. Накануне Нового года, после ужина, крошки, остающиеся на столе, и сор с лавки сметают в одну кучу и оставляют до утра; рано на заре смотрят, нет ли тут каких зерен: какого хлеба найдут зерно, такого будет урожай в следующем году".

Девушки гадают о суженых следующим образом: 1) кладут под подушку первый кусок, взятый за ужином — жених во сне приснится; 2) завязывают лошади глаза, девушка садится на нее: если лошадь пойдет к воротам, быть свадьбе, а если к стойлу — оставаться в девках; 3) с которой стороны услышит собачий лай, в ту сторону замуж выйдет; 4) ходят считать у хлебного амбара бревна, приговаривая к каждому: "кузов, короб, сусек": если на последнее бревно придется слово «кузов» — быть замужем за бедным; если «короб» — за человеком среднего состояния, а если «сусек» — то за богачом. Берут в горсть гороха и считают с теми же словами горошины. Кроме гаданий, девушки хоронят золото, поют подблюдные песни, как и русские.

Вечером под Новый год у Мордвы справляется таунсяй, что значит свиной (праздник). Отсюда, кажется, произошел и русский таусень или авсень, обряды которого очень сходны с обрядами мордовского таунсяя. Русский таусень едва ли не старинный мордовский обряд, перешедший к русским. По крайней мере он справляется только в тех местностях Великой Руси, где издревле обитала Мордва. Вот как празднует Мордва свой свиной праздник.

Накануне Нового года зажиточные люди, у которых много свиней, колют свинью с такими же почти обрядами, как перед рождественским праздником. Но назначенная на заклание свинья живет в избе, пока не заколют рождественскую, а потом отправляется в особый от других свиней хлев, где откармливается до 31-го декабря. Распаренный веник при заклании её не употребляется. У небогатых людей, которые не в состоянии заколоть на святках двух свиней, от рождественской оставляют к Новому году ножки, непременное кушанье в праздник таунсяй. Свиные ножки варят накануне Нового года, в тот же день делают пресные лепешки на свином сале, пирожки в виде свиней и сдобные колобки в форме и размере куриного яйца. Как и накануне Рождества, мальчики и девочки ходят по домам (но без березовых веников и без штатола в фонаре) с следующею песней:

Если поющим нескоро подают, они стучат в заслоны, звонят в колокольчики и поют:

Когда же подадут им в окно лепешек, свиных ножек и пшенной каши, дети величают хозяев:

После величанья хозяина дети входят в дом, и старший из них, что носит мешок, куда кладут подачки, вынимает из рукавицы насыпанные туда зерна разного хлеба и бросает на хозяев, приговаривая: "Корминечек-Пас пошлет хлеба на вас!". Хозяева собирают эти зерна и хранят их до посева.

Обойдя деревню, дети собираются в один дом и ужинают собранным. Взрослые не едят этих подачек, но часть их отдается курам, уткам, гусям, телятам, поросятам, ягнятам, но отнюдь не старому скоту.

В Новый год, в самый полдень, хозяин открывает окно и, зажегши перед ним штатол, молится со всеми домашними на коленях, говоря: "Чам-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас, умоли за свиней, за овец, за поросят и за кур (и т. д., перечисляет скот). Таунь-oзаис, береги наших свиней от волка; давай много поросят. Вельки Васяй (то есть Василий Великий, которого Мордва отожествляет с своим Таунь-oзаисом) Таунсяй, давай поросят черных и белых, каких сам любишь". После молитвы хозяйка подает мужу на блюде свиную голову (без березовых прутьев, без золотой бороды и без яйца во рту), он с детьми ходит к камню «кардо-сярко», в свинарник и по другим хлевам. Впереди идет старший его сын или дочь. При выходе из избы мать дает ему в рот сваренный свиной хвостик; ребенок, держа его в зубах, а в одной руке рукавицу с зерном разного хлеба, ходит перед отцом и осыпает зернами камень кардо-сярко, хлева, соху, борону, телеги, бросает зерна в овин, на сенницу, словом, повсюду, а отец, ходя с свиною головой, говорит: "Анге-Патяй-Пас, уроди хлеба и скота, Таунь-oзаис, Вельки Васяй, Таунсяй, береги свиней, чтобы волк не съел". Обойдя двор и хлева, возвращаются в избу и, прочитав трижды молитву, подобную той, которую читают в Рождество, садятся обедать. После обеда свиные уши и кончик рыла хозяйка зарывает под передний угол дома.

Солома, положенная в избе перед Рождеством, остается на полу до 2-го января. В этот день ее собирают. Хозяйка берет пук её, кладёт на камень кардо-сярко и зажигает штатолом. Потом берет другой пук, зажигает его и окуривает курятник. На другой день, то есть 3-го января, также окуривает коровник. Остальную солому в крещенский сочельник кладут перед домом и зажигают штатолом. От курева этой соломы, по мнению Мордвы, убегают нечистые духи. В самое же Крещенье молодые люди, девушки и дети катаются по улице на санках, возя друг друга. Во время этого катанья, по их мнению, всем злым духам, детям Шайтана, они ломают ноги.

Из всего сказанного о мордовской богине Анге-Патяй и о совершаемых в честь неё весенних и зимних праздниках можно сделать следующие выводы:

Анге-Патяй, по понятиям Мордвы, высшее божество после верховного творца Чам-Паса. Она есть источник жизни, покровительница чадородия женщин, размножения домашнего скота и хлебных посевов. В её небесном доме находится неиссякаемый источник жизни: души еще не родившихся людей, зародыши домашних животных (а также и диких, ибо у Волцы-Паса, их покровителя, нет такого запаса зародышей, как у его матери), семена растений. Ко всякому младенцу, ко всякому новорожденному животному, ко всякому растению, от больших деревьев до последней былинки, добрая Анге-Патяй приставляет особое божество для его охранения и для противодействия злым духам, порождениям Шайтана, которые стараются уничтожить или, по крайней мере, обезобразить каждое создание верховного творца Чам-Паса.

Женщины и дети главные любимцы богини Анге-Патяй. Первым она помогает в родах, вторых хранит и оберегает посредством подчиненных ей Анге-oзаисов. Не ограничиваясь их попечениями, она по временам сама сходит с неба и сама во время сна ласкает маленьких детей. Как источник жизни, богиня Анге-Патяй покровительствует повивальным бабкам, её служительницам и жрицам, покровительствует и лекаркам.

Из животных и растений в особенности покровительствуются богиней Анге-Патяй отличающиеся плодородием: свиньи, овцы, куры, пчелы, березы, просо, лен. Этими животными и их плодами: молоком, маслом, яйцами, медом, воском и пр., жертвуется богине Анге-Патяй в виде каши, лепешек на овечьем молоке и на свином сале, яичницами и крашеными в луковых перьях яйцами, ставленым медом (пуре), восковыми штатолами. Береза непременно употребляется при всех празднествах в честь матери мордовских богов; зимой, когда деревья обнажены, нарочно распаривают березовые веники для совершения обрядов. И с весенними и с зимними празднествами в честь Анге-Патяй соединяется поклонение березовым богам, весной в поле Кёль-oзаису (по-русски Семику), зимой Кёляде (по-русски Коляде), богу березы и домашнего скота.

Как богиня поддержания жизни и покровительница чадородия, Анге-Патяй заботится о судьбе девушек. Поэтому они и молят ее о женихах. При описании свадебных мордовских обрядов, попечение богини о браках постараемся выяснить еще более.

На весенних праздниках Анге-Патяй приносились ей в жертву овцы, куры, на зимних — свиньи и куриные яйца. Зимой с празднованием ей соединялось празднование богу свиней Таунь-oзаису. Мы не имеем сведений, чтобы с весенним праздником соединялось празднование богине овец Рев-oзаис, но позволяем себе думать, что в старину это делалось так.

Просо, любимое растение богини, употреблялось при всех празднованиях в честь неё. Из проса варили кашу, с ним пекли пироги, его употребляли при распаривании березовых веников, им, вместе с другими хлебными зернами, производили осыпанье в день Нового года. Просяная или пшенная каша, как увидим впоследствии, употреблялась также при обрядах свадебных и совершавшихся после рождения младенца, в воспоминанье Анге-Патяй, покровительницы браков и чадородия.

Неоспоримо, что в обряды, совершаемые Мордвой в честь богини Анге-Патяй, вошло немало русских поверий и даже песен, тем боле, что в настоящее время большая часть мордовского населения, забыв свой язык, употребляет русский, даже и в языческих своих молитвах. Но нельзя отвергать, чтобы некоторые старинные мордовские религиозные обряды не перешли к русским. Так, например, мы думаем, что коляда и таусень, или авсень, заимствованы нашими предками у Мордвы или у другого какого-либо финского племени, на что указывают самые названия того и другого святочного обряда. В русских деревнях неделя перед Троицыным днем зовется зелеными святками. Здесь видно тожество праздников Семика и святок, которое вполне объясняется празднованием Мордвы, в оба праздника, одной богине Анге-Патяй и березовым богам-лесному Кёлу-oзаису и домашнему Кёляде.

Сведем в заключение мордовские обряды с русскими.

Мордовский Кёлу-молян во всем похож на русский семик. Мордовские девушки поют теперь о честном семике, заменяя им своего старинного Кёлу-oзаиса. И в мордовских и в русских деревнях девушки собирают в день семика яйца, делают яичницы, плетут березовые венки, кумятся, целуясь через них, и бросают их вводу, с целью угадать, выйдут ли вскоре замуж или умрут. Песни при этом, употребляемые у того и другого народа, чрезвычайно сходны между собой.

Мордовская кёляда совершенно сходна с русскою колядой. Дети одинаково ходят под окнами сбирать свиные кишки и лепешки, носят зажженную свечу и т. д.

Буламань-молян имеет сходство с русским обычаем в этот день приносить повивальным бабушкам кашу, отчего самый день называется у русских "бабьи каши".

Варение каши в свином сычуге, то есть желудке, совпадает с русским обычаем варить свиной желудок 29-го декабря (двумя днями после Мордвы) в день св. Анисьи, которая поэтому и называется Анисья-желудочница.

Мордовский таунсяй совершенно одинаков с русским таусенем. Так же дети ходят под окнами, выпрашивая свиных ножек и лепешек, так же бранят хозяев, если они долго не подают им подачки, и так же величают их, как и русские.

В день Нового года у Мордвы, как и у русских, свиная голова на столе. В этот день Мордва празднует богу свиней, а русские считают празднуемого в этот день церковью Василия Великого покровителем свиней.

На другой день Нового года и у русских и у Мордвы окуривают курятники для отогнания злых духов. На третий день Мордва окуривает рождественскою соломой коров с тою же целью. Мы не знаем, делают ли это где-нибудь у русских, но в южных губерниях есть поверье, что на пророка Малахию (3-го января) ведьмы задаивают коров до смерти.

В крещенский сочельник у Мордвы сожигают рождественскую солому перед домом, для изгнания из деревни нечистой силы. В некоторых губерниях русские совершают в тот же день подобный обряд; старухи посреди двора жгут навоз, с целью изгнать нечистого (из дома он выгоняется меловыми крестами, которые ставят над дверью и окнами). Мордовские женщины на другой день так же жгут солому посреди двора на камне кардо-сярко.

Вообще мордовская вера имела, кажется, большое сходство с языческою верой русских славян, если не была одна и та же. У русских, уже девятьсот лет принявших христианство, она совершенно забылась, но остатки её сохранились в разных обрядах, из которых многие трудно или вовсе невозможно объяснить. Мордва крещена не так давно и еще помнит старинную свою веру. По сохранившимся у Мордвы религиозным обрядам и по преданиям об их религии можно объяснить многие русские обычаи и обряды.