"Очерки мордвы" - читать интересную книгу автора (Мельников-Печерский Павел Иванович)Глава 4. Мордовские мольбища (керемети)Мордва никогда, не имела особых храмов для совершения богослужения. Нигде нет остатков их. Ни в летописях ни в других письменных памятниках нет ни малейшего о них упоминания. У самой Мордвы не сохранилось о них никаких преданий. Наконец в мордовском языке нет даже слова, означающего храм. Слово «черьква» уже русское и означает храм исключительно христианский. Зато в разных местах, где живет Мордва, указывают на места старинных мольбищ: в лесах, на полях, на кладбищах. Здесь доселе иногда и давно уже крещеные тайно совершают жертвоприношения старинным своим божествам. В некоторых местах, особенно же в Симбирской, Пензенской, Самарской и Саратовской губерниях, мордовские кладбища называются кереметями. Местами употребляют это название и в Нижегородской губернии. Едва ли оно не заимствовано Мордвой от чувашей. В каждой мордовской волости бывало по нескольку больших мольбищ, или кереметей, и каждое из них было посвящено особому божеству, которому и совершалось в нем жертвоприношение. Так, например, у терюхан Терюшевской волости было пять мольбищ, в которых совершались общественные моляны[1] целою волостью. В полуверсте от села Сиухи, в лесу, в ровном долу, недалеко от речки Мианги, находилось мольбище Нишки-Пасу; другое было на поле близ деревни Инютина, неподалеку от ручья Майданки; здесь были приносимы жертвы Свет-Верешки-Велен-Пасу; третье близ деревни Березников, в роще, близ речки Пичеси; здесь были приносимы волостные жертвоприношения Анге-Патяй и её сестреницам, то есть четырем её дочерям Патяй; четвертое в лесу, близ деревни Малаго-Сескини (Чертовка тож), здесь бывали молебствия Волцы-Пасу, и в начале нынешнего столетия здесь же совершал жертвоприношения и пророчествовал мордвин, известный под названием Кузьки-бога; наконец пятое мольбище Назаром-Пасу было на поле деревни Татарской, недалеко от речки Кирмети. Кроме того, при каждой деревне было свое мольбище, на котором совершались молитвы и жертвоприношения жителями одной этой деревни. Это — деревенские мольбища, "пециона-кереметь". Когда Мордва еще не была крещена, волостные, а местами и деревенские керемети огораживались плетнем. В лесу или роще избиралась небольшая четырехугольная ровная площадка, сажен в 20–30 длины и столько же ширины; ее огораживали, как сказано, плетнем, а иногда и высоким тыном. Загороженный таким образом кереметь имел трое ворот (орта), обращенных на восток, на юг и на север. Люди входили через южные ворота; назначенный для жертвоприношения скот вводился в восточные, а в северные ворота носили воду для варения жертвенного мяса. Внутри керемети, у восточных ворот, обыкновенно врывали три столба: один из них назначался для привязывания приносимых в жертву лошадей,[2] другой для привязывания жертвенных быков, третий для привязывания жертвенных овец. Эти столбы назывались тер-жигать. С западной стороны врывали также три столба юба; здесь закалали приносимый в жертву скот. Между столбами юба была вырываема небольшая яма, закрываемая каменною плитой; в эту яму спускали кровь закалываемого животного и потом закрывали плитой. Неподалеку от этой ямы ставился небольшой сарайчик, или, лучше сказать, навес, — хорай-жигать[3] Все эти ограды и столбы кереметей в свое время были тщательно истребляемы русским духовенством при помощи земской полиции, особенно при обращении Мордвы в православную веру в сороковых годах прошлого (XVIII) столетия, вследствие чего в некоторых местах происходили даже столкновения полицейских чинов с вооруженными язычниками. Истребленные мольбища не раз были возобновляемы. Мордва, и по обращении в христианство, от времени до времени продолжает совершать моления по обрядам старинной своей веры, для чего обыкновенно накануне или за день до назначенного жертвоприношения ставятся столбы, нужные для совершения обряда, но мольбища не обносятся никакою загородкой. Керемети, на которых приносились жертвы от одной только деревни, отличались от больших, волостных, только обширностью: та же ограда, те же столбы и та же кухня. Впрочем, ограда на деревенских мольбищах, как сказывают, и в старину устраивалась в редких случаях. На кладбищах совершали молитвы на самых могилах, которые большею частью бывали покрыты срубами из бревен, венцов в пять, и тесовою крышей, то есть точно так же, как нередко покрывались могилы и в наших селах. Моления на кладбищах, при совершении которых все участвующие ели и пили приготовленные дома блины и другие кушанья и пили пиво, почти совершенно сходны с нашими поминками. Домашние моления и жертвоприношения совершались или на шестке печи, или на загнетке,[4] или на камне кардо-сярко. Среди каждого мордовского двора была положена вровень с землей каменная плита, большей или меньшей величины, а под ней вырыта яма, куда, закалая животных для домашних жертвоприношений, спускали кровь. Даже и в таком случае, если какое-либо животное закалывалось не для жертвоприношения, а просто для обеда, Мордва резала его посреди двора и, поднимая плиту, спускала кровь в находящуюся под ней яму. Пролить кровь животного (кроме птичьей) в другое какое-либо место, по понятиям Мордвы, — грех непростительный, он навлекает на весь дом проклятье. Камень этот посвящен мордовскому домовому богу, Кардас-Сярко-oзаису, и называется кардо-сярко. У Мордвы не было ни жреческого класса ни жрецов, которые бы на срочное время или пожизненно сохраняли за собой эту должность. Домашние моления и жертвы обыкновенно совершал старший мужчина в доме, а в известных случаях старшая женщина. На кладбищах они же, каждый над могилами своих предков. Но для совершения молений и жертв на общественных, мирских, волостных молянах каждый раз избирались, по общему согласию, несколько человек из уважаемых миром стариков, которые вообще назывались ате-покш-тей, то есть хорошие люди. По большей части должность старшего из них (прявт у терюхан и эрдзядов, инятя у мокшан) исполнял старший по летам житель той деревни или волости, и всегда почти эта должность соединялась с должностью деревенского или волостного старшины. Таким образом он был и жрец, и судья, и хранитель общественного имущества, и представитель общины перед правительством. Прявт у эрдзядов и терюхан занимал свою должность пожизненно, но всегда мог отказаться от неё по старости, по слепоте и пр., мог быть и лишен своего звания по общему согласию всех домохозяев деревни или волости, если бывал замечаем в каких-либо, несообразных с должностью его, поступках. Прявт (собственно значит "голова") не был жрецом. Он не приносил жертв, не возглашал молитв, но был старшим из предстоявших на молитве. Ему первому подавали кусок жертвенного мяса, ему подавался первый ковш жертвенного пива, он собирал людей на молитву, он распускал по домам молящихся, но сам не совершал никаких обрядов. У него в доме хранились священные ковши, рычаги, парки (кадки), жертвенные ножи и другая утварь, нужная для молебствий. Он же назначал и день молебствия. Хотя мордовские праздники, как мы уже сказали, совпадают во времени с праздниками христианскими, но Мордва, не разумеет календаря и потому каждый раз спрашивает прявта, в какой день он велит приготовляться к жертвоприношению тому или другому божеству. Он сам, как умел, считал дни, а со времени распространения христианства узнавал от православных священников, в какой день будут праздновать тому или другому святому, отожествленному с одним из мордовских божеств, и в ближайшую к тому дню пятницу (день, почитаемый языческою Мордвой так же, как у нас воскресенье) назначал жертвоприношение. Один старик из эрдзядов в деревне Сарадон (Нижегородского уезда) сказывал нам, что во времена стародавние у них на общественных молениях первое место занимали «панки» (князьки), а когда они перевелись и "вся Мордва пошла под благо (русского) царя", то место их заняли выборные прявты. Главный жрец на общественных молениях у эрдзядов и терюхан назывался возатя; он читал молитвы, он распоряжался и жертвоприношением. Возатя и его двенадцать помощников избирались из самых почетных стариков волости перед каждым волостным моляном; но по большей части одни и те же лица занимали эти должности по нескольку лет. Помощниками возати были: три париндяита, или пурендяита[5]), которые избирались большею частью на целый год. Они собирали по домам хлеб на пиво, мед для сыты, а также и другие припасы, например, яйца, масло, равно и деньги. Прявт выдавал им священные парки (кадки), в которые они наливали сваренное ими, сыченое медом и заморенное пиво — пурё, и во время молебствия разносили его молящимся. Три янбеда, избираемые за три дня до молебствия и получившие тогда от прявта жертвенные ножи, разносили народу вологу, то есть жертвенное мясо. Три кашан-города, избираемые за день до молебствия и получившие от прявта священные ковши числом по сороку, до пятидесяти и даже по сотне. Наконец было еще три помощника возати, туросторы, наблюдавшие за благочинием во время богослужения, для чего становились на пни, или на поставленные вверх дном кадки, дабы с высоты можно было наблюдать за народом. Они же приготовляли штатолы (толстые восковые свечи, верх которых утончался и загибался спиралью) и прилепляли их по приказанию прявта к заднему краю каждой парки. Париндяиты, янбеды, кашангороды и туросторы находились в полном распоряжении возати. Кроме того, для совершения общественного моляна избирались еще три служителя, независимые от возати и подчиненные одному прявту. Их называли позанбунаведы. Они избирались за три дня до молебствия и ходили по деревням, отыскивая рыжего быка, белого барана без малейшего клочка другой шерсти; если же не находили такого животного, то и другого какого-либо цвета, но непременно одношерстное. Это животное они покупали на собранные париндяитами и янбедами общественные деньги, приводили его на молян и закалывали. У мокшан и божеств было меньше, и обряды их были далеко не так сложны, как у эрдзядов и терюхан. И служителей на их моленьях (oзкс) было гораздо меньше. Домашние oзксы совершаемы были, как и домашние моляны эрдзядов, — старшими в доме, а для общественных молений (вель-oзкс) избираемы были в каждой деревне старик и старуха. Старик ини-атя, или инять (главный старик, дедушка), совершал молебствия Солтану, а старуха имбаба (главная старуха, бабушка) — Азараве. Эти старик и старуха пользовались огромным уважением своих односельцев и почитались за первых в селе молитвенников. В случае частных бедствий мокшане прибегали к ним и просили молиться за них Богу, или принять участие в домашнем молебствии. |
||
|