"Александр Матюхин. Миллион лун" - читать интересную книгу автора

дневного света отсутствовали, зато в нишах вдоль стен стояли странные
устройства из мутного, непрозрачного стекла, разгоняющие тени по углам
мягким светом. Казалось, свет лился не изнутри, а от самих стекол.
Вместо ковров на полу лежал обыкновенный линолеум, сморщенный местами,
затертый до белых пятен, желтоватый и совершенно непривлекательный. А еще
царила удивительная прохлада, хотя за стенами гостиницы поджидал самый
разгар лета. Причем, как я ни смотрел по сторонам, обнаружить кондиционеры
так и не удалось.
Кабинет Игната Викторовича находился на первом этаже, слева по
коридору, в пяти шагах от скромного на вид холла. Кстати, для гостиницы
подобной величины холл был еще и чрезвычайно мал. Ни регистратуры, ни
столов, ни стульев, только у самой двери стоит одинокая кадка с пальмой, и
табуретка, перегораживающая вход. Когда я заходил в гостиницу, табуретки не
наблюдалось... Ага, впускать тут впускают, а вот выпускать... Я усмехнулся:
"Коварные обитатели гостиницы похищают стажеров, заманивая их объявлениями в
газетах и рекламой по телевидению". А что они делают с бедными стажерами - и
подумать страшно...
- На лестнице долго, - оценил Игнат Викторович и направился к лифту. Я
поспешил за ним, ожидая от лифта еще каких-нибудь странностей. Но лифт
оказался удивительно скучным, обыкновенным, совершенно чистым, и с лампой
дневного света наверху. Мы поднялись на третий этаж, коридор которого был
огорожен от лестницы дверьми с мутными зелеными стеклами, и сразу же
столкнулись молоденькой блондинистой девушкой. Одета она была во что-то
воздушно-легкое, ввиду чего глаза непроизвольно опускались туда, куда
приличным молодым людям смотреть не положено, а уж затем стыдливо
поднимались на лицо, кстати, довольно симпатичное...
Девушка рыдала. Громко. Навзрыд. Слезы стекали по блестящим щекам,
вслед за тушью, оставляющей неровные дорожки на милом личике.
Мне сразу же захотелось обнять ее и успокоить, погладить по пышным
светлым кудрям. В крайнем случае, сказать что-нибудь одобряющее. Рыдающие
девушки вообще всегда вызывают во мне чувство жалости. Правда, придумать
слова одобрения я не успел.
- Юлик! - рявкнул Игнат Викторович, да так, что я подпрыгнул от
неожиданности, - кто разрешил открывать тринадцатый?!
- Да... я... постучали... - всхлипывая, произнесла Юлик, голос ее
задрожал и она снова зашлась в рыданиях.
Игнат Викторович потряс в воздухе могучим кулаком.
- Постучали! - сказал он, - и что? Постучали, и сразу открывать? Ты
сколько у нас работаешь, Юлик?
- Почти год, - всхлипнула Юлик, тыльной стороной ладони стирая с щеки
поплывшую тушь.
- Вот. И хочешь мне сказать, что ни разу не слышала про тринадцатые
номера?
- Слышала, как же не слышать-то... Но я не ожидала! Ни разу до этого не
стучали, а тут... ну я бросилась с ключами... - каждое ее слово прерывалось
протяжным всхлипом. В конце концов, Юлик разрыдалась снова.
Мы с Игнатом Викторовичем переглянулись. Он неуверенно хмурил бровь.
Рыдания продолжались еще минуты полторы. Затем Игнат Викторович не выдержал,
привлек Юлик к себе, приобнял и мягко погладил по волосам:
- Ладно, не реви, разберемся. - Сказал он уже без былой суровости в