"Александр Матюхин. Ловец богов (роман)" - читать интересную книгу автора

- Вот уже и весна, - говорит, - тебя, кажется, тоже весной посадили?
Смотри, как быстро время летит. Глазом не успел моргнуть, а уже вновь сижу с
тобой в комнате, пью коньяк, курю сигарету, а за окном на деревьях почки
набухают.
- Листики уже давно, - говорю, - а почему именно коньяк? Где мой
любимый спиртной напиток, а?
- Налакаешься, потом я тебя, что ли, к Наташке повезу?
- А куда ж ты денешься? - отвечаю, - или спрятался бы в своем отеле и
ждал, пока я сам заявлюсь, морду тебе бить?
- Ой, испугал! Давай, по первой за тебя. Что из тюрьмы вылез, шкуры не
потерял! Зубы-то все на месте?
Чокнулись, и опрокинули первую рюмочку. Хороший коньяк, местный!
Такерцы в коньяках толк знают. В самом Такере три года назад наш коньяк днем
с огнем невозможно найти было - все за границу вывозили. Сейчас, конечно, я
не в курсе, что да как, но Паршивец определенно для меня постарался.
Смотрю, по такому случаю, на Паршивца. Для него первая рюмочка, что для
стрелка пробный выстрел на тренировке. Его перепить, это я не знаю каким
буйволом родиться надо. Лично мне ни разу не удавалось, не говоря уже о
Пройдохе или, там, скажем, покойном Алкаше. Сидит себе Паршивец, верхнюю
пуговку рубашки расстегнул, золотой цепочкой сверкает и сигарету курит,
носом дым пуская.
Выпили еще по одной, потом пришло время закуски. Расстелили на столе
копченую рыбешку, консервированные грибочки открыли, овощи порезали. Начали
пить и размышлять о тщете всего сущего. То есть, конечно, размышлений
серьезных не получилось, а получилось так, что я то и дело выпрашивал, что
тут у них на воле произошло, куда кто из моих знакомых подевался, кто умер,
кто переехал, кого так похоронили - живьем. Паршивец кряхтел, но отвечал.
Ваньку Бабушкина нашли, значит, за городом еще полгода назад. Коринецкий уже
который год пытается свой собственный дом построить, да все у него никак не
получается. Президент к выборам готовится, амнистию, вот объявил, чтобы
голосов больше собрать. У одной женщины двенадцать детей родилось, так ее из
Такера в столицу специальным рейсом забрали. И ее и детей и отца ихнего, да
я его и не знаю, наверное. Лес вырубают, старые дома на краю сносят, новую
станцию интермобилей построили, таксисты квоту подняли за километр. И много
еще чего рассказал, всего и не запомнить. Одно я уяснил - за три года мир
пронесся мимо, словно и не было меня. Как река, которой наплевать на то, что
твориться вдоль ее берегов. Хочешь - прыгай в воду и плыви по течению, а не
хочешь - стой и смотри, но вот если не можешь...
К пятой рюмке Паршивец краснеть начал. Краснеет он, к слову сказать,
весьма любопытно. Сначала проступают на шее и лбу большие лиловые пятна,
потом начинают они постепенно наливаться краснотой, разливаются по всему
лицу, и под конец остаются девственно белыми лишь кончики его ушей. Я
предложил тост за верных друзей, но тут бутылка кончилась. Больше Паршивец
не захватил, мотивируя лаконичным: "Тебе еще в город ехать". Вот так всегда.
Когда напиться хочется, появляется вдруг лучший в мире друг, кладет лапу на
бутылку и заявляет, что у меня важные дела. А плевать я хотел на эти дела!
Плевать на всех! Дайте выпить, наконец!
Так и сказал Паршивцу, постукивая пустой консервной банкой из-под
грибов по столу. А он взял большими своими пальцами кусочек рыбы, положил в
рот, пережевал неторопливо и отвечает: