"Эдуард Маципуло. Нашествие даньчжинов " - читать интересную книгу авторавыловить тэу и спасти оставшихся тигров. Напрягись, приятель, придумай, как
это сделать..." Ночью в лагере случился переполох: Желтый Раджа унес мула. Часовой, рослый парень, заикаясь и пуча глаза, рассказывал сбежавшимся на шум полуодетым людям, как Желтый выпрыгнул из темных зарослей к дежурному фонарю над коновязью. Первому попавшемуся мулу он перекусил шею. Потом поднял его в зубах - это мула-то, который весит не менее четырех центнеров! - и понес в заросли. Босой и возбужденный Джузеппе приплясывал на месте, обнимая свои голые плечи. - Это хорошо, что ты в него не выстрелил с испугу! Очень хорошо! - Да как я мог? В Желтого? В священного? Говинд сделал глубокомысленный вывод: - Если тигр здесь, то и тэу должны появиться. Если еще не убрались из заповедника с добычей. - Скоро сезон дождей, - сказал кто-то из монахов. - Наверное, убрались. Потом при свете электрических фонариков рассматривали следы в густой траве - как тигр подходил к лагерю, как полз на животе, проложив просеку. Тем не менее часовой не слышал ни шороха, ни треска стеблей. Значит, очень медленно полз, чувствуя телом каждую травинку, медленно придавливал сухие стебли, а не сламывал их. Вокруг лагеря на ночь были натянуты сигнальные сети и шкуры - от тэуранов, главным образом. Желтый Раджа не затронул ни одного шнура, перепрыгнул через полосу сетей, и сигнальные колокольчики ни разу не звякнули. - Вот видишь, Пхунг, - проговорил Говинд с плохо скрываемым восторгом, тоже не назовешь - Желтый не мог раньше сталкиваться с сигнальными устройствами. И интуицией назвать трудно. Одно может быть объяснение - разум! А Джузеппе уже беспокоило другое. - Моя дорогая кошечка... - бормотал он, ползая на коленях и придерживая одной рукой колоду. - Самая лучшая кошечка... Ты, наверное, ранена... Или больна... - Похоже, так, - согласился Говинд. - Желтый Раджа никогда не нападал на домашний скот. Вдалеке громыхнул басовитый рык Желтого. Все прислушались. - Узнаю! Его голос! - Джузеппе всхлипнул от переполнявших его чувств. На рассвете я проснулся от трубного рева оправленных в серебро раковин - монахи играли побудку. Я чувствовал себя больным. Умылся в холодном ручье, проделал несколько асан. При виде моих упражнений монахи и охранники попадали со смеху. Так что я был не прав, утверждая, что у даньчжинов туго с юмором. Все они знали йогу, а то, что я почерпнул из передовых пособий по йоге, показалось им более чем забавным. - Я тебя научу, Пхунг, - сказал Говинд, вытирая пальцем мокрые глаза. - Когда с тебя снимут наказание. Удивительно, что ты еще живой - с такими-то асанами. Сразу за ручьем стоял огромный раскидистый баньян, его ветви проросли в землю вертикальными стволами, так что дерево представляло собой густую рощу, пронизанную лианами и укрытую стенами из плотных кожистых листьев. Интересный лесок. Надо было сразу обратить на него внимание. Не обратили. И |
|
|