"Непонятные" - читать интересную книгу автора (Каипбергенов Тулепберген)

28

После встречи с Каракум-ишаном Ерназар почувствовал боль и тошноту. Тенел решил, что у Ерназара открылась рана и ее следует перевязать. Неумелыми руками он нечаянно содрал с раны корку запекшейся крови. Ерназар застонал, заметался, но тут раздался шепот стражника:

— Твоя жена принесла нашему главному начальнику кучу денег. Он поделился со мной и в придачу дал напильник для тебя, Алакоз… Да, бедность не тетка! Бедность — огненная рубаха, которая жжет человека! Ведь у меня детей целый воз — мал мала меньше. Ради них я пошел на это, ради них… — Он бросил сверху напильник, тот глухо звякнул. — Работайте осторожно, прислушивайтесь, не идет ли кто… и еще — не сбрасывайте кандалы сразу, вдруг кто придет проверять и нас, и вас! Каракум-ишан коварен!..

Руки ослабевшего Алакоза еле-еле водили по металлу, Тенел обливался потом, старался изо всех сил своих… Кандалы же будто решили вступить с Ерназаром и Тенелом в неравное состязание — едва поддавались.

Ранним утром над ними опять раздался шепот стражника:

— Ну как, Алакоз, закончили? Нынешней ночью совершили набег туркмены! Жаль, мы заранее не знали! Вот бы вам сбежать во время переполоха!..

Ерназар рассчитал: им с Тенелом понадобится не менее одного дня, чтобы довершить начатое.

— Эх, аттегене, аи как жаль, некстати все это! Теперь повсюду усилят стражу, расплодится нукеров, что навозных жуков! — крякнул досадливо Ерназар. Но чтобы не расстраивать приунывшего Тенела, он задрал голову и сообщил стражнику:- Сегодня распилим!

— Алакоз, когда выберетесь, свяжите меня крепко-накрепко, избейте, оставьте синяков побольше. Но не усердствуй! Помни — у меня детей куча… — увещевал стражник почти со слезами.

Ерназар трудился, потел вместе с Тенелом до поздней ночи, они даже отвлекаться на еду не стали. Когда наступила ночь, наверху раздался топот. Ерназар сунул напильник под себя. Топот все усиливался.

— Ерназар, ты где? — отчетливо прозвучал знакомый хрипловатый голос Генжемурата.

Ерназар рванулся навстречу этому голосу:

— Мы тут!

Он распростер руки, кандалы со звоном упали, со-скользнули с него вниз, на зловонный холодный пол. В кромешной мгле он не разобрал, чьи руки вытаскивали его с Тенелом из темницы, — рук было много. У крепостной стены он оказался нос к носу с Михайловым.

— О, Михайлов! — вырвалось у него с удивлением и радостью. — Как ты здесь…

— После, после! Двигайся за Генжемуратом! За крепостной стеной ожидают друзья.

— Стражника, стражника свяжите… — были последние слова Ерназара, перед тем как он забрался на спину Генжемурата.

Его тут же опять подхватили чьи-то руки, потянули, подняли наверх. Сначала Ерназара, потом Тенела посадили на коней — все было проделано бесшумно и быстро. Ерназар признал среди всадников Ерназара-млад-шего и Зарлыка.

— А как же Михайлов и Генжемурат? — все-таки успел осведомиться он.

— Они сначала убедятся, что нам удалось скрыться, потом… скроются сами.

Когда выбрались из города, Ерназар спросил:

— Где моя жена?

Вместо ответа Зарлык огрел коней Ерназара и Тенела, сам же отделился от группы, повернул в другую сторону.

— Ерназар-ага, следуйте за мной, — донесся из тьмы голос Ерназара-младшего. — Михайлов посоветовал, чтобы мы бежали из города по восьми дорогам, так нам легче будет обмануть преследователей. Мы соберемся потом у «русской стены».

Ерназар не стал допытываться, что это за «русская стена» такая, и лишь молча пришпорил коня.

* * *

Главного визиря словно на адском огне поджаривали… Его распирало от ненависти к главному военачальнику — виновнику его унижений и позора. Он слал ему самые страшные проклятия, изобретал в уме самые изощренные пытки для него.

На рассвете призыв к молитве был заглушен во дворце паническим воплем:

— Бежал Алакоз!

— О боже! — в ужасе схватился за голову главный визирь и поспешил к хану.

Хан расхаживал по приемной большими шагами, тут же толпились испуганные насмерть сановники.

— Никого не схватили? — спросил хан.

— Схватили одного. У самого зиндана. Главный визирь, Каракум-ишан и еще несколько

сановников отправились в зиндан.

— Кто? Когда? Как? — Главный визирь поставил ногу на связанного, избитого стражника.

Стражник шевельнул разбитыми губами:

— Не знаю.

— Эй, палач! Повесить этого растяпу на городских воротах! Пусть весь город любуется!.. Где задержанный?

По приказу главного визиря человека с изуродованным до неузнаваемости лицом подняли, прислонили к стене. Главный визирь спросил его имя.

— Векторе! — тихо, но внятно ответил он.

— Не неси околесицу! Друзья не оставили бы тебя, если бы ты действительно был Векторе! Тоже нашелся «господин бек»! — пролаял, как пес, главный визирь.

Векторе промолчал, будто это не к нему обращался могущественный ханский министр.

— Кто возглавлял шайку? Ответом опять было молчание.

— Сколько вас было?

— Я один.

Не бреши! Был с вами русский?

Я был один! — повторил с достоинством Векторе.

— Обратите внимание, мой главный визирь, — все каракалпаки такие вот упрямые. Иметь дело с ними — чистое наказание! — воскликнул со вздохом ишан. — Будто они из железа!

— Не будь мой народ железным, вы давно истребили бы его! — повысил голос Векторе.

— Гордец паршивый! И перед смертью талдычит — «мой народ»! Ты что, сын бая иди бия? — хмыкнул кто-то из свиты главного визиря.

— Да он пес безродный, сирота! — презрительно процедил сквозь зубы Каракум-ишан.

— А ты кто? Уж не тот ли нищий, что бродил по нашим аулам, все вынюхивал, да подслушивал, да канючил, чисто пес шелудивый! Как это тебе удалось вдруг ишаном заделаться, оборотень ты эдакий!

— Не удивлюсь, если и наш главный визирь покажется этому безумцу… если он примет его за, за… такого же бездомного бродягу и сироту, как и он сам! — захлебнулся, растерялся, начал заикаться ишан.

— Если тебе дорога жизнь, отвечай: кто подбил вас на это преступление? — Главному визирю сравнение Каракум-ишана не понравилось.

— Я!

— Хочет выказать себя храбрецом, — хихикнул кто-то. — Если ты любишь свой народ, то отвечай правду — народу ты живой нужен! На кой черт ему твое мертвое тело?..

— Я люблю свой народ и тех, кто его любит! — гордо поднял Векторе обезображенную голову.

— Палач, этого тоже волоки к городским воротам, пусть болтается рядом со стражником! Одумается, захочет говорить — мы даруем ему жизнь!

Нукеры обследовали все вокруг! Определить, по какой именно из восьми дорог умчался Ерназар, было невозможно. Главный визирь обмолвился будто ненароком, когда ему доложили об этом:

— Да, да, нескладно получилось! Наш главный военачальник маловато оставил в городе нукеров, маловато!.. Конечно, невозможно предвидеть все, но…

— Я счастлив, что вы убедились в моей правоте, — напомнил главному визирю Каракум ишан, как только они остались наедине.

— Я-то убедился! Убедился! — досадливо поморщился он. — Но вот как быть теперь, как вести себя? Что доложить хану?

— Если дать понять хану, даже тонко, очень осторожно, что вчера он отдал ошибочный приказ, — это равносильно тому, что добровольно пойти на виселицу и самолично накинуть себе петлю на шею… Нужно придумать что-то умное…

— Меня, кажется, осенило! Ведите меня к хану! — потребовал ишан.

— Вы подозреваете, что каракалпаки замахнулись на самого хана?

— Берите дальше и выше! Я подозреваю, что здесь не обошлось без русских! Чует мое сердце, что это все они придумали!

Совершенно подавленный событиями, главный визирь поморгал и растерянно протянул:

— Если на овцу накинуть тигриную шкуру, вряд ли все-таки овца превратится в тигра!.. Я чего-то не понимаю, не улавливаю… Вы столько раз твердили о никчемности русских… Ни на что-де они не способны…

— Овца, разумеется, не станет тигром в его шкуре, но напугать других — напугает… — внушительно втолковывал ишан главному визирю. — Не топор режет, мой великий и мудрый главный визирь, а мастер! Тот, кто искусно им владеет!