"Непонятные" - читать интересную книгу автора (Каипбергенов Тулепберген)

24

Снег валил все сильнее и сильнее; завьюжило; завыл ветер; вся земля, казалось, потонула в дикой снежной круговерти. На рассвете Кунар-аналык укутала потеплее внука, который спал вместе с ней в лачуге, и приступила к своим обычным утренним обязанностям… Сын и невестка нынче что-то заспались. Кумар-аналык начала беспокоиться: Ерназар почему-то до сих пор не показывался. Она растолкала Хожаназара и велела покликать отца: нужно, мол, расчистить снег вокруг юрты. Мальчик прибежал обратно встревоженный:

— Отца нет!

Словно горькая желчь прорвалась и залила материнское сердце; неужто Ерназар связался с какой-нибудь беспутной бабой?

Рабийби подошла к ней вплотную и взволнованно, потерянно пробормотала:

— Свекровь, я-то проснулась давно, Ерназара рядом не было; я думала, что он вот-вот вернется обратно. Не знаю, о чем и подумать!

Мать заглянула в юрту — одежда Ерназара висела на месте. «Если бы он ушел по своей воле, то, конечно, оделся бы!»- промелькнула недобрая мысль. Женщины стояли, беспомощно опустив руки, в недоумении: что предпринять, к кому обратиться?.. Послали Хожа-назара за Шонкы, чтобы тот оповестил соколов о случившемся. Вскоре со всех сторон к их дому потянулись джигиты. Все они терялись в предположениях, все были в смятении и испуге.

Люди судили-рядили о том, что же могло произойти, приключиться да как следует действовать… Из снежной пелены показалась черная-пречерная, как обугленное дерево, как живое проклятие, фигура. Все замерли в ужасе, будто к ним явился вестник смерти. Мать и Рабийби тесно прижались друг к другу, и Кумар-ана-лык повторяла, словно заклинание:

— Не пугайтесь, не пугайтесь, бог милостив! Бог милостив! Он не допустит! Не пугайтесь!..

Черная фигура приближалась все ближе. Это была Гулзиба. Она показалась всем неправдоподобно прекрасной в траурном своем платье. Движения ее были исполнены скорбной грации; руки, скрещенные на груди, выделялись на черном платье как белый мрамор. Гулзиба остановилась в нескольких шагах от людей, будто перед ней возникла преграда.

— Люди, — произнесла она глубоким, печальным голосом, — сегодня в ночь скончался Сержанбай. По нему, кроме меня, некому прочесть поминальную молитву. Приходите, помогите мне похоронить его, как велит обычай.

— В снежную ночь умирают только плохие люди! — с облегчением вымолвил молодой воин. — Кто же захочет читать такому молитву?

Гулзиба подняла с достоинством голову:

— Я знаю, вы не любили его! Но обычай велит хоронить мусульманина согласно нашим обрядам! Так завещали нам предки. Вы должны прийти! — взывала Гулзиба ко всем, кто толпился возле юрты Ерназара.

К ней нерешительно шагнул Маулен; она окинула его изучающим пристальным взглядом, потом вдруг объявила:

— Хивинцы ночью угнали Ерназара-ага!

— Откуда ты знаешь? — набросились на Гулзибу со всех сторон. — Небось во сне привиделось!

— У человека, который ухаживает за больным мужем, сон чуток.

— Объясни нам, не тяни, что произошло, женщина! — потребовала Кумар-аналык.

— Я своими глазами видела, как хивинцы поволокли Ерназара и моего брата на арканах вон в ту сторону, — Гулзиба вытянула руку в сторону Хивы. — Он успел шепнуть мне, чтобы я никого не будила. Он не хотел, чтобы вы пускались за ним в погоню, зря проливали кровь. Он сказал, что сам вырвется из лап хивинского хана, — сказала Гулзиба и зашагала прочь.

Соколы загалдели все вместе, стали спорить, должны ли они выполнить приказ Алакоза или ослушаться его.

— Ваше хваленое единство и дружба — пустота, воздух! Вы трясетесь за свои шкуры, а честь ханства, честь Ерназара для вас7 ничего не значат? — обрушился на них Векторе. — Дайте нам коней, мы настигнем негодяев, отобьем у них Алакоза!

— Мухамедкарим, ты мало, видать, драл этого голодранца, этого бесштанного! Вон как разговорился! — рассердился не на шутку Мадреим.

— Эко, хватился! Я давным-давно выгнал этого строптивца! — угрюмо огрызнулся Мухамедкарим.

— Джигиты, спокойно! Не думайте, что хивинцы такие уж глупцы! Что, по-вашему, они нас специально дожидаются? — веско заметил Ерназар-младший. — Алакоз распорядился правильно… Меня другое сейчас беспокоит — не прихватили, не увели ли они вместе с ним Михайлова?

— Нет, нет! Русского Ерназар успел проводить вечером! — сообщила Кумар-аналык.

— Неужели тот мерзавец, что ускакал от нас во время столкновения с казахами, успел обо всем донести хану? — высказал опасение Ерназар-младший.

— Так это или не так, никому из нас неведомо, — возвысил голос Зарлык. — В любом случае нам необходимо собрать налог, отвезти его в Хиву хану и там замолвить за Ерназара словечко.

— Люди! — протолкался вперед Маулен. — Налог, он и есть налог! Надо дать хану большую взятку!

Кругом заволновались, зашумели.

— Не пожалеем денег для Алакоза! Ничего не пожалеем!

Лишь один Мамыт-бий стоял в сторонке молча, с достоинством, ожидая, когда он сможет бросить в эту реку слов свое словечко. Кумар-аналык поглядывала с тревогой на Мамыта: ничего доброго не ждала она от человека, которому ее сын перебежал в любви дорожку… Мамыт молчал, молчал, ждал, ждал, терпел, терпел, а потом вдруг рявкнул, да так громко и веско, что шум и крики моментально прекратились:

— Бии, каракалпакские соколы! Мы полны благих намерений! Все до единого. В народе говорят: делая добро, не останавливайся на полпути! Давайте мы так и поступим — денег побольше соберем! Часть их потратим на новую юрту для Ерназара; взгляните, как эта обветшала! Пусть Алакоза дожидается новехонькая юрта!..

— Верно, верно, вот молодец! Вот голова! Додумался! — заволновались соколы.

Бии хранили молчание, бросая друг на друга испытующие, пронизывающие взгляды. Кумар-аналык лихорадочно соображала: нет ли какого-нибудь подвоха в словах Мамыта? Не почувствовали ли чего недоброго в них близкие люди? Нет, вроде бы все восприняли радостно их и спокойно, как должное. И все же на душе у нее было смутно: «Хорошо, если в нем самом не затаилась, не свернулась лютая змея ревности! Хотя, с другой стороны, оба уже давно обзавелись семьями, детьми, остепенились!»

— Люди! — прижала к груди руки Кумар-аналык. — Спасибо вам! За заботу вашу, за желание пособить нам! Вернется Ерназар — это и будет для, нас главным нашим богатством. И наша старенькая юрта будет для него опять что ясное небо над головой! Свобода — она для моего сына дороже самой богатой юрты!

Генжемурат сосредоточенно размышлял над тем, кому поручить сбор денег, а главное — кто осмелится преподнести их хану.

— Степняки, кто будет собирать и вручать деньги?.. Тут нужны люди, подходящие для такого случая, соответствующие… По-моему, с этим хорошо справятся Са-ипназар-бий и Мамыт-бий.

— Джигиты! — вскричал Артык. — Пусть не держат на меня обиду Саипназар и Мамыт, но я бы предложил еще Фазыла: его в Хиве уважают.

— К тем, кто собирает деньги, надо подключить еще Маулена и Шонкы — оба быстрые, шустрые! — завопил кто-то.

— Ну и умники! — поднял кулак Векторе. — Да это равносильно тому, чтобы доверить деньги ворам!

От Векторе отмахнулись как от назойливой мухи, а Зарлык, как бы продолжая вслух невеселые свои думы, вымолвил:

— Лучше всего будет, если к хану обратится Кара-кум-ишан.

Соколы дружно одобрили, поддержали Зарлыка, а Маулен-желтый добавил с несвойственной ему серьезностью:

— Друзья мои, есть две мудрости, одинаковые для всех времен. «Деньги заставляют плясать всякого» — одна. Вторая: «Золото сбивает с пути истинного даже ангела». Тащите деньги, раскошеливайтесь, и мы освободим Алакоза! А теперь на нас лежит еще одна обязанность — надо предать земле тело Сержанбая.

Толпа возле дома Алакоза стала медленно таять. Остался лишь Генжемурат да несколько наиболее доверенных соколов. К ним он и обратился сразу же:

— Джигиты, имеется еще одна мудрость! Она гласит: «На свете нельзя верить двум существам — хану и змее…» Как мы поступим, если хан не запляшет при виде денег? Если он не внемлет прошению Каракум-ишана?

— Зиндан окружает крепостная стена, она высокая, каменная, — в раздумье произнес Зарлык.

— Генжемурат, у меня и моих друзей ветер свищет в кармане. Нет у нас денег на выкуп нашего палвана. Но мы готовы, если вы позволите, рискнуть и порушить эту каменную стену, — подался вперед Векторе.

— Векторе, не лезь, не высовывайся! — оборвал его Ерназар-младший.

— Тут и без тебя хватает умных людей. Мать, в какую сторону двинулся Михайлов?

Кумар-аналык показала на юго-запад. Ерназар-младший без промедления двинул своего коня в том направлении, остальные последовали за ним.

— Генжеке, ведь не зря же ты столько времени был среди русских, — почти с мольбой сказал Ерназар-младший. — Неужели они не знают способа проломить стену зиндана?

Генжемурат ехал, прикрыв глаза.

— Слыхать-то я о таком слыхал, да что толку!.. — хмыкнул он. — Был у русских великий военачальник Суворов, так его солдаты умели ловко одолевать крепостные стены и врасплох заставать неприятеля.

— Ох как нужен нам Михайлов! Он наверняка научил бы нас одолевать крепостные стены! Вот бы отыскать его! — Зарлыка переполняло нетерпеливое желание скорее приступить к делу.

Случается иногда: человек чего-то страстно, исступленно хочет — и желание его сбывается. Может ли быть что-либо выше, чем радость от исполнения желания?..

На третий день, близ Кунграда, соколы наткнулись на Аннамурата и его джигитов. Среди них находился и Михайлов. Они тут же рассказали ему о беде с Ерназаром.

Все вместе они отправились в тугаи строить стену. Потом ее, эту стену, прозвали в народе «русской стеной»…