"Грэхэм Мастертон. Джинн (Мистический роман) " - читать интересную книгу автора

издавал какие-то музыкальные звуки. Я никогда ничего подобного не слышала,
но Макс говорил, что слышал. Это обычно бывало ночью. Он рассказывал, как
однажды поднялся ночью к себе в кабинет, часа в два или в три, и сосуд
издавал музыкальные звуки.
Я нахмурился:
- Музыка? Какая музыка?
Маджори пожала плечами:
- Какая-то неопределенная мелодия. Но амфора действительно играла,
Макс проверял это несколько раз, по ночам.
- Я думаю, ему почудилось. Сама понимаешь - дуновение ветра над
горлышком амфоры или что-то еще в этом роде.
- Нет, - резко покачала головой Маджори. - Макс тоже сначала думал так
и отнес амфору на чердак, но сосуд продолжал петь по ночам. К тому же
горлышко было залеплено пробкой, если ты помнишь, так что дело не в ветре.
Я задумался на минуту, выпуская дым изо рта.
- А может, внутри было что-нибудь такое, что разлагалось с выделением
газа, и он просто шипел, выходя через поры в пробке?
- Но почему по ночам? - спросила Маджори. - Почему в другое время было
тихо?
- Потому что в ночное время температура снижается, - ответил я. -
Давление в амфоре соответственно возрастало, и газы прорывались наружу.
Маджори пожала плечами:
- Я не знаю, Гарри. Все, что могу сказать, так это то, что у Макса
появились большие причуды. Он стал нервным, беспокойным, часто жаловался на
головные боли и на колики в животе. Он много времени проводил в кабинете,
говорил, что пишет воспоминания, но я никогда не видела того, что он
написал, он никогда ничего не показывал. Я его часто спрашивала об этом, но
он всегда говорил, что ему многое надо исследовать и переосмыслить, прежде
чем положить все это на бумагу. Я была очень обеспокоена. Пыталась повести
его к врачу, но он всегда отнекивался, говорил, что это пустяки, пройдет.
Я смотрел на море, где двухмачтовая яхта боролась с волнами. Над
головой шумел самолет, шедший на посадку в аэропорту Гианниса.
- А что с картинами? - спросил я. - Почему он убрал их со стен?
- Не знаю. Он сказал, что так надо, что оставлять в доме эти портреты
и фотографии - большая ошибка. Выкинул все книги, в которых были картинки,
а потом содрал расписную ткань, ею была обита мебель, и заменил ее ситцем.
Я бросил окурок на землю и растоптал его.
- В самом деле, звучит жутковато. А для чего он все это сделал?
- Говорил, что на ткани были нарисованы люди, поэтому нельзя держать
их в доме. Нигде не должно остаться ни единого портрета. Даже когда из
магазина приносили продукты и на оберточной бумаге были какие-нибудь
картинки, он их тут же сжигал.
- Маджори, - сказал я. - Можно подумать, что Макс действительно был...
он был...
- Я знаю, - просто ответила она. - Вот почему я не хотела ничего
рассказывать. В последние годы его никто не любил. Он был очень тяжелым
человеком, чтобы с ним можно было водить знакомство. Постоянно суетился,
придирался, выходил из себя. Это тянулось шесть или Семь лет, и мне стыдно
признаться, Гарри, но я почти рада, что теперь все закончилось.
- М-м-м-м, - промычал я. - Понимаю.