"Валентин Маслюков. Зеленая женщина" - читать интересную книгу автора

Нервный разлад, который испытывал Генрих, разглядывая стертые кнопки
домофона, исключал какое-либо сложное, не сведенное к физиологии чувство.
Понуждая себя восстановить в памяти тот ход мыслей и ощущений, который
привел его к подъезду Майи, он не испытывал сейчас почти ничего, кроме
какой-то унизительной, переходящей даже в злость дрожи. Следовало
повернуться и уйти. Если бы не эта самая злость, которая и заменяла ему
теперь прежние побуждения - утерянные на ступеньках подъезда.
И нужно было также иметь в виду, что, несмотря на товарищеские
отношения, Колмогоров, как замечал Генрих, держался сознательно
установленной "психотерапевтической" дистанции. Стоило только припомнить и
пересчитать, сколько раз и по каким случаям Генрих бывал у Колмогорова дома.
Психотерапевтическое расстояние между ближайшими соратниками по
искусству можно было, впрочем, объяснить тем, что волею обстоятельств Генрих
оказался вторым. Евгений Пищенко, разделивший с балетмейстером успех первых
его балетов, умер, не перевалив и пятидесятилетнего рубежа. Едва ли
Колмогоров, признанный, с мировой известностью мэтр, нуждался теперь в друге
так, как нуждался в нем на начальных шагах в искусстве, когда успех и слава
были еще внове и не прошло, не удовлетворилось желание разделить и то, и
другое с несколькими близкими людьми. Делиться, видно, уже не хотелось. И
близких становилось все меньше. Но, как бы там ни было, по тем или иным
причинам Генрих редко бывал у Колмогорова. Он не часто встречался с Майей
даже для того, чтобы обменяться беглой мало что значащей улыбкой, и потому
должен был выискивать случай застать ее одну, без мужа и дочерей. Их
отношения, его, Генриха, и Майи, не имели естественного, располагающего к
надеждам развития, которое помогает женщине свыкнуться с мыслью о мужчине, а
мужчине переступить рубеж.
Мешкая, он пропустил вперед старушку в теплом, не по погоде пальто,
которая, бросив неодобрительный взгляд на крыло планшета за спиной Генриха,
поторопилась скрыться в подъезде. Потом он пропустил девочку в колготках под
самую куртку, таращившуюся на него исподтишка. Толкнулся взглядом о закрытый
вход и медленно ступил с крыльца...
Генрих посмотрел на часы - что показал циферблат не запомнил, и, подняв
глаза, обнаружил перед собой тускло одетую женщину. Казалось, она подалась
навстречу - в невыразительном лице проступило тревожное устремление,
попытка.
Мгновение назад не удержав в памяти нескольких цифр, Генрих легко,
словно впечатав в сознание, отметил десяток черт, которых хватило бы, чтобы
спустя несколько часов или даже дней нарисовать портрет сектантки. Он
опознал в ней баптистку еще прежде, чем разобрал на неприглядного цвета
книжице, что она протягивала ему, простой, не православного начертания
крест.
- Возьмите, - сказала она, - вы не знаете этого, но бог вам поможет.
Христос вас любит.
Последнее как раз и можно было прочитать на обложке брошюры, которую
Генрих машинально принял.
- Вы верите в бога? - спросил он, не раскрывая книжицы.
- Да, - кивнула она, как человек, который отвечает прежде всего себе, а
уж потом другим.
Он пристально посмотрел ей в глаза. Она не выказывала смущения, словно
защищенная невидимым барьером. В правильных, но мелких чертах женщины, ее