"Валентин Маслюков. Зеленая женщина" - читать интересную книгу автора

- Больше дать нечего! Все! Нема ничого. Все выдали, что могли.
Не сокрушается только помреж - молодой человек сорока лет с непокорным
хохолком на макушке. Он, разумеется, осведомлен, что перегорели лампы по
семьдесят долларов за штуку, что заменить их нечем, сто тридцать прожекторов
из тысячи четырехсот не работают и напрасно начальник осветительного цеха
бегал по дружественным театрам, пытаясь перехватить лампу-другую в долг. Он
знает, что пожарные грозятся закрыть театр, он чувствует, как играет под
ногами неровный настил сцены, пожалуй, он все вообще знает, но за свою часть
спокоен и потому невозмутимо посматривает на часы. Правая рука его в
кармане, другой он тянется перехватить сынишку - не путайся у людей под
ногами!
- До начала спектакля пятнадцать минут. Выход за кулисы из
осветительного цеха и бутафорской запрещен, - раздается по внутренней связи
ровный, без выражения голос помрежа, в котором разлита непонятно как и в чем
выраженная уверенность в благополучном исходе дела.
В зале держится смутный гул ожидания. Помреж за пультом, сынишка
вертится у него на коленях, гадая, откуда появится преображенная в гримерной
мама. На мутном экране пережившего несколько поколений артистов монитора
видна никем не занятая кафедра дирижера в оркестровой яме.
Широкий проход со сцены в правый "карман" - высокое помещение, где
складывают громоздкие декорации, - заставлен щербатыми лавками для хора.
Одетые в разнобой девчонки встают на лавки, чтобы заглядывать через головы
подруг. Тесно. Кулисы отсутствуют, поэтому артисты вынуждены скрываться в
темных проходах кармана и в коридоре, который ведет в женские гримерные, -
освещен лишь дальний, пустынный его конец, где коридор разветвляется.
Когда тянуть дальше немыслимо - нервы истомлены - и пора медленно
погружать во тьму зал, заставляя его притихнуть, за две минуты до последнего
срока, который только может выдержать взвинченное ожидание, в коридоре со
стороны лифта появляется Колмогоров.
Выход шефа не отмечен в рабочей тетради помрежа красной пометой, хотя
там не упущено ничего из того, что необходимо помнить для безостановочного
движения дела. Тетрадь содержит множество неровно, разными ручками и
карандашами вписанных указаний: "хаос с музыкой", "поднять медленно
штанкеты, потом софиты", "на медленную тему опустить супер", "вырубка". И
даже нечто совсем удивительное, нечто настораживающее в своей неожиданной
игривости: "дышим!". Именно так: "дышим!" с восклицательным знаком. Немного
погодя, через несколько строчек то же, по-видимому, уже не случайное,
"дышим" - и ни малейших дополнений, объясняющих вторжение медицины в имеющие
здоровый, рабочий характер записи. Но так или иначе у помрежа по актам и
положениям расписано все. Чего единственно нет, так это пометы: "входит
шеф". Возможно, это не так уж и надо, ведь самое главное и значительное чаще
всего безмолвно подразумевается.
И, действительно, не отмеченное никакими формальностями появление шефа
ощущается всеми без исключения. Продолжаются рассеянные, никчемные
разговоры, которыми занимают себя различимые в темных проходах фигуры, - но
разговоры становятся тише, реплики отрывистей, незаконченные объяснения
сводятся к междометиям. Бригадир машинистов, скульптурной лепки бритый
наголову мужчина в черной робе, плотней прижимает к уху телефонную трубку и
меняет позу, переступая. Расставшийся наконец с неуместной при начале
творения байковой курткой бог ловит взгляд шефа. И тот, остановившись,