"Павел Марушкин. Музыка джунглей ("Каюкер и ухайдакер" #2) " - читать интересную книгу автора

угаснуть, но всё же не гас. Смоукеры плыли на свет и, кряхтя, карабкались на
мокрые брёвна. Женщины тут же успели из-за чего-то устроить громкий скандал.
Наконец всё кое-как утряслось. Всего плотов было четыре. Последний, самый
маленький, предназначался для остатков племени стиб. На каждом был
установлен крытый широкими листьями навес, защищающий от солнца и дождя. Всё
самое ценное: кувшины с табаком, запасы чая и провизии, ткани - помещалось в
плетёные короба и подвешивалось на стропилах. Рассортировав свои пожитки,
смоукеры стали укладываться спать. Недовольное бормотание потихоньку
смолкло, красные огоньки трубок и самокруток гасли один за другим.
К утру гроза умчалась прочь. Едва первые солнечные лучи озарили
сверкающий миллионами капелек влаги, - умытый дождём лес, как смоукеры
начали просыпаться. Устроившийся у самого края навеса Пыха, открыв глаза, с
интересом наблюдал за проплывающим мимо плота незнакомым, мохнатым и,
по-видимому, очень недовольным жизнью зверем. Рядом кто-то завозился,
забормотал сердито, чиркнул спичкой. Скосив глаза, Пыха узнал Грибка.
Старейшина хмуро посмотрел на Пыху, что-то невразумительно буркнул и,
глубоко затянувшись, выпустил густой клуб дыма. Пыха полез было за своей
трубкой, но, вспомнив, что табак надо экономить, вздохнул и спрятал её
обратно. Грибок, глядя на это, только крякнул: "Эх, дожили!"
Вода поднялась почти на три метра. Старый Гоппля, худой, жилистый, в
одной набедренной повязке, вышел из-под навеса и принялся делать зарядку.
Глядя на него, Грибок поёжился и плотнее закутался в одеяло.
- Вставай, Грибыч! Погреемся! - приветствовал его Гоппля, насмешливо
улыбаясь. - Давай, вылезай, чего надулся!
Грибок лишь фыркнул презрительно. Гоппля подошел к краю плота, присел
на корточки и, с силой оттолкнувшись, нырнул, подняв фонтан брызг. Его седая
голова появилась из-под воды в десятке метров.
- Водичка - блеск! - громко отфыркиваясь, во всеуслышание объявил он. -
Эй, молодёжь, вылезай купаться! Быстренько, быстренько в воду!
- Давайте, пока есть возможность, - одобрил Свистоль. - На реке такие
крокозябры водятся, не больно-то поплаваешь!
Смоукеры один за другим просыпались. Когда над плотами возникли и
потянулись вверх первые клубы табачного дыма, Большой Папа, охая и
покряхтывая, взобрался на крышу навеса.
- Курильщики табаку! - неожиданно звучным голосом провозгласил он. -
Заканчиваются последние минуты нашего пребывания на родной земле! Старейшие
из вас ещё помнят, как мы пришли сюда и основали эту деревню. Это была
хорошая деревня; и место это тоже хорошее, правильное! Теперь же мы уходим
навстречу неведомым опасностям, но нам ли их бояться! Мы всё преодолеем и
ещё курнём славного табачку, одолжив огоньку друг у дружки!
Молодёжь захлопала в ладоши и заулюлюкала радостно; старики улыбались.
Даже Грибок после Папиных слов стал выглядеть не столь хмуро, с робкой
надеждой взирая на него: никогда ещё Папа не разговаривал так торжественно.
"Курильщики табаку", надо же!
- Смоукеры! - продолжал Папа. - Вы все уже знаете, что мы плывём в
Вавилон. Там, в этом великом городе, мы заживём новой жизнью, и будет она, я
надеюсь, ещё лучше прежней! Но на время пути нам надо избрать того, кто
станет командовать нашей флотилией. Ибо дорога предстоит нелёгкая, и нам не
обойтись без надёжного... э-э... адмирала!
- Тебя! Тебя изберём, Папа! - кричали ему.